В круге первом (т.1)

В расходящейся темноте, в которой свет бледнеющих фонарей мешался со
светом дня, из-за угла здания показалась круглая фигура дворника Спиридона в
ушастом малахае, одному ему таком выданном, и в бушлате. Дворник был тоже
зэк, но подчинялся коменданту института, а не тюрьме, и только чтобы не
ссориться, точил для тюрьмы пилу и топоры. По мере того, как он сейчас
приближался, Сологдин различал в его руках недостающую на месте пилу.
Во всякое время от подъЈма до отбоя Спиридон Егоров ходил по двору,
охраняемому пулемЈтами, бесконвойно. ЕщЈ потому начальство решалось на эту
вольность, что у Спиридона один глаз вовсе не видел, а другой видел на три
десятых. Хотя здесь, на шарашке, по штату полагалось трое дворников, ибо
двор был -- несколько соединЈнных дворов, общей площадью два гектара, но
Спиридон, не зная того, за всех троих обмогался один, и ему не было плохо.
Главное -- он здесь ел от пуза, хлеба чЈрного не меньше килограмма полтора,
потому что с хлебом была раздолыцина, да и каши ему ребята уступали.
Спиридон здесь видимо посправнел и отмяк от СевУралЛага -- от трЈх зим
лесоповала, да трЈх вЈсен лесосплава, где много тысяч брЈвен он перенянчил.
-- Ну! Спиридон! -- с нетерпением окликнул Сологдин.
-- Что такоича?
Лицо Спиридона с усами седо рыжими, бровями седо-рыжими и кожей
красноватой, было очень подвижно и часто выражало при ответе готовность, как
сейчас. Солог- {192} дин не знал, что слишком большая готовность у Спиридона
означала насмешку.
-- Как что? Пила не тянет!
-- С чего б эт не тянула? -- удивился Спиридон. -- За зиму' кой раз вы
жалитесь. А ну, чиркнЈм разок!
И подал пилу одною ручкой.
Стали пилить. Пила раза два выпрыгнула, меняя место, словно ей было
неулЈжно, потом въелась и пошла.
-- Вы в рукех-то еЈ больно крепко держите, -- осторожно посоветовал
Спиридон. -- Вы ручку тремя пальчиками обоймите, как перо, и водите по воле,
плавнЈнько... во... ну-ну!.. К себе-то когда волочЈте -- не дЈргайте...
Каждый из них ощущал своЈ явное превосходство над другим: Сологдин --
потому что знал теоретическую механику, сопромат и много ещЈ наук, и имел
обширный взгляд на общественную жизнь, Спиридон -- потому, что все вещи
слушались его. Но Сологдин не скрывал своего снисхождения к дворнику,
Спиридон же снисхождение к инженеру скрывал.
Даже пройдя середину толстого кряжа, пила нисколько не затиралась, а
только шла позвенивая и выфыркивала желтоватые сосновые опилки на
комбинезонные брюки тому и другому.
Сологдин рассмеялся:
-- Да ты чудесник, Спиридон! Ты обманул меня. Ты пилу вчера наточил и
развЈл!
Спиридон, довольный, приговорил в такт пиле:
-- ЖрЈт себе, жрЈт, мелко жуЈт, сама не глотает, другим отдаЈт...
И, придавив рукой, отвалил недопиленный чурбак.

Страницы: (281) :  <<  ... 121122123124125126127128129130131132133134135136 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

..... Я думаю, что, когда на все и вся снизойдет
великая тишина, музыка наконец восторжествует. Когда все снова всосется в
матку времени, хаос вернется на землю, а хаос -- партитура действительности.
Ты, Таня, -- мой хаос. поэтому-то я и пою. Собственно, это даже и не я, а
умирающий мир, с которого сползает кожура времени. Но я сам еще жив и
барахтаюсь в твоей матке, и это моя действительность. Дремлю... Физиология
любви. Отдыхающий кит со своим двухметровым пенисом. Летучая мышь -- penis
libre. Животные с костью в пенисе. Следовательно, "костостой"... "К счастью,
-- говорит Гурмон, -- костяная структура утрачена человеком". К счастью?
Конечно, к счастью. Представьте себе человечество, ходящее с костостоем. У
кенгуру два пениса -- один для будней, другой для праздников. Дремлю...
Письмо от женщины, спрашивающей меня, нашел ли я название для моей книги.
Название? Конечно: "Прекрасные лесбиянки".
Ваша анекдотическая жизнь. Это фраза господина Боровского. Я завтракал
с ним в среду. Его жена -- высохшая корова -- во главе стола. Она учит
сейчас английский. И ее любимое слово -- "filthy", что значит "грязный",
"отвратительный", "мерзкий". Вам не понадобится много времени, что?"
разобраться, что это за язвы на заднице, эти Боровские. Но подождите...
Боровский носит плисовые костюмы и играет на аккордеоне. Неотразимое
сочетание, особенно если учесть, что он неплохой художник. Он уверяет, что
он поляк, но это, конечно, неправда. Он -- еврей, этот Боровский, и его отец
был филателистом. Вообще весь Монпарнас -- сплошные евреи. Или полуевреи,
что даже хуже. И Карл, и Пола, и Кронстадт, и Борис, и Таня, и Сильвестр, и
Молдорф, и Люсиль. Все, кроме Филмора. Генри Джордан Освальд тоже оказался
евреем. Луи Никольс -- еврей. Даже ван Норден и Шери -- евреи. Фрэнсис Блейк
-- еврей или еврейка. Титус -- еврей. Я засыпан евреями, как снегом. Я пищу
это для своего приятеля Карла, отец которого тоже еврей. Это все необходимо
понять.
Из всех этих евреев самая очаровательная -- Таня, и ради нее я бы сам
стал евреем...

Миллер Валентин Генри   
«Тропик Рака»