В круге первом (т.1)

Почти каждый из
этих заключЈнных, вызванный в его кабинет в одиночку, держался приветливо, а
некоторые даже заискивающе. За решЈткой содержались люди разные, и стоили
они разно. Климентьев понял это давно. Уважая их право быть гордыми, он
неколебимо стоял на своЈм праве быть строгим. Солдат в душе, он, как думал,
внЈс в тюрьму не издевательскую дисциплину палачей, а разумную военную.
Он отпер кабинет. В кабинете было жарко, и стоял спЈртый неприятный дух
от краски, выгоравшей на радиаторах. Подполковник открыл форточку, снял
шинель, сел, закованный в китель, за стол и оглядел его свободную
поверхность. На субботнем неперевЈрнутом листке календаря была запись:
"ілка?"
Из этого полупустого кабинета, где средства производства состояли ещЈ
только из железного шкафа с тюремными делами, полудюжины стульев, телефона и
кнопки звонка, подполковник Климентьев без всякого видимого сцепления, тяг и
шестерЈнок успешно управлял внешним ходом трЈх сотен арестантских жизней и
службой пятидесяти надзирателей.
Несмотря на то, что он приехал в воскресенье (его он должен был
отгулять в будни) и на полчаса раньше, Климентьев не утратил обычного
хладнокровия и уравновешенности.
Младший лейтенант Наделашин предстал, робея. На щеках его выступило по
круглому румяному пятну. Он очень боялся подполковника, хотя тот за его
многочисленные упущения ни разу не испортил ему личного дела. Смешной,
круглолицый, совсем не военный, Наделашин тщетно пытался принять положение
"смирно".
Он доложил, что ночное дежурство прошло в полном порядке, нарушений
никаких не было, чрезвычайных же происшествий два: одно изложено в рапорте
(он положил перед Климентьевым рапорт на угол стола, но рапорт тотчас же
сорвался и по замысловатой кривой спланировал {215} под дальний стул.
Наделашин кинулся за ним туда и снова принЈс на стол), второе же состояло в
вызове заключЈнных Бобынина и Прянчикова к министру Госбезопасности.
Подполковник сдвинул брови, расспросил подробнее об обстоятельствах
вызова и возвращения. Новость была, разумеется, неприятная и даже тревожная.
Быть начальником Спецтюрьмы № 1 значило -- всегда быть на вулкане, и всегда
на глазах у министра. Это не был какой-нибудь отдалЈнный лесной лагпункт,
где начальник лагеря мог иметь гарем, скоморохов и, как феодал, выносить сам
приговоры. Здесь надо было быть законником, ходить по струнке инструкции и
не обронить капельки личного гнева или милосердия. Но Климентьев таким и
был. Он не думал, чтобы Бобынину или Прянчикову сегодня ночью нашлось на что
незаконное пожаловаться в его действиях. Клеветы же по долгому опыту службы
он со стороны заключЈнных не опасался. Оклеветать могли сослуживцы.
Затем он пробежал рапорт Наделашина и понял, что всЈ -- чушь. За то он
и держал Наделашина, что тот был грамотен и толков.

Страницы: (281) :  <<  ... 137138139140141142143144145146147148149150151152 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Поверьте мне, я загрущу
Тогда, обманутый мечтами
О сладостном союзе с вами,
Я небо плачем возмущу
И землю орошу слезами.
Покину только я Мадрид,
Как уж дон Педро, без сомненья,
Свой замысел осуществит,
И с отчего благословенья
Вас Гименей соединит...
И так же, как мертвец, сеньора,
Не сможет защитить себя
От оскорбителя и вора,
Не защищу себя и я,
Коль с вами разлучусь я скоро.

Донья Анна

Я, может, с виду холодна,
Но ваш отъезд тому виною.
Дон Фелис, я потрясена!
Ведь вы, я все теперь открою,
Меня увозите с собою.
Огонь всех чувств моих потух,
Во мне уже нет больше силы;
Все, все мое у вас, мой милый:
Глаза, дыханье, руки, слух...
Я дух теперь, бесплотный дух!
Желания любви моей,
Ее страданья и томленье
Разлука обострит сильней:
Чем дальше свет ваш, тем длинней
Падет на сердце тень сомненья.
Словами убеждать - искусство.....

Вега Карпио, Лопе Феликс де (Vega Carpio, Lope Felix de)   
«Крестьянка из Хетафе»