В круге первом (т.1)

Красногубенький поднял ботинок, рукой об- {266}
шарил его внутри, перегнул подошву. С тем же невозмутимым лицом Нержин
сошвырнул второй ботинок и обнажил второй продранный носок. Потому ли что
носки были в больших дырках, Красногубенький не заподозрил, что в носках
что-нибудь спрятано и не потребовал их снять.
Нержин обулся. Красногубенький закурил.
Подполковника косо передЈргивало, когда Нержин сошвыривал с ног
ботинки. Ведь это было намеренное оскорбление его надзирателя. Если не
заступаться за надзирателей -- арестанты сядут на голову и администрации
тюрьмы. Климентьев опять раскаивался, что проявил доброту, и почти решил
найти повод придраться и запретить свидание этому наглецу, который не
стыдится своего положения преступника, а даже как бы упивается им.
-- Внимание! -- сурово заговорил он, и семеро заключЈнных и семеро
надзирателей повернулись в его сторону. -- Порядок известен? Родственникам
ничего не передавать. От родственников ничего не принимать. Все передачи --
только через меня. В разговорах не касаться: работы, условий труда, условий
быта, распорядка дня, расположения объекта. Не называть никаких фамилий. О
себе можно только сказать, что всЈ хорошо и ни в чЈм не нуждаетесь.
-- О чЈм же говорить? -- крикнул кто-то. -- О политике?
Климентьев даже не затруднился на это ответить, так это было явно
несуразно.
-- О своей вине, -- мрачно посоветовал другой из арестантов. -- О
раскаянии.
-- О следственном деле тоже нельзя, оно -- секретное, -- невозмутимо
отклонил Климентьев. -- Расспрашивайте о семье, о детях. Дальше. Новый
порядок: с сегодняшнего свидания запрещаются рукопожатия и поцелуи.
И Нержин, остававшийся вполне равнодушным и к шмону, и к тупой
инструкции, которую знал, как обойти, -- при запрещении поцелуев
почувствовал тЈмный взлЈт в глазах.
-- Раз в год видимся... -- хрипло выкрикнул он Климентьеву, и
Климентьев обрадованно довернулся в его сто- {267} рону, ожидая, что Нержин
выпалит дальше.
Нержин почти предуслышал, как Климентьев рявкнет сейчас:
-- Лишаю свидания!!
И задохнулся.
Свидание его, в последний час объявленное, выглядело полузаконным и
ничего не стоило лишить...
Всегда какая-нибудь такая мысль останавливает тех, кто мог бы
выкрикнуть правду или добыть справедливость.
Старый арестант, он должен был быть господином своему гневу.
Не встретив бунта, Климентьев бесстрастно и точно довесил:
-- В случае поцелуя, рукопожатия или другого нарушения, -- свидание
немедленно прекращается.
-- Но жена-то не знает! Она меня поцелует! -- запальчиво сказал гравЈр.
-- Родственники также будут предупреждены! -- предусмотрел Климентьев.
-- Никогда такого порядка не было!
-- А теперь -- будет.

Страницы: (281) :  <<  ... 173174175176177178179180181182183184185186187188 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

.....
А царские все кладовые полны.

Но эти сокровищницы, кладовые
Восток изумленный узрел бы впервые:
И Шахразаде в мечтах не создать
Подобную роскошь и благодать.

Есть зал, что зовется "Индры оплот",
Там боги изваяны, целый кивот,
Стоят на столбах золотого чекана,
Унизанных лалами без изъяна.

Вы только подумайте -- тридцать тысяч
Этих фигур устрашающих высечь,--
Полулюдей, получудищ суровых,
Тысячеруких и стоголовых...

В "Пурпурном зале" алеет мглисто
Деревьев коралловых -- тысяча триста.
Шумит, как пальмовый навес,
Сплетая ветви, багряный лес.

Легчайший ветер, ничуть не пыля,
Гуляет над полом из хрусталя.
Фазаны, птичий знатнейший род,
Торжественно движутся взад и вперед.

Махавасантов любимый макак --
Весь в шелковых лентах, разряжен,--да как!
На шейной ленточке -- ключик сусальный
От Высочайшей Опочивальни.

Рубины рассыпаны там, как горох.
Лежит и топаз, он собою не плох,
Алмазы -- размером с хорошую грушу.
Так тешит раджа свою вольную душу.

Владыка, откушав обильный свой ужин,
Возлег на мешок, где сотни жемчужин.
И с ним обезьяна, приближенный раб,
До поздней зари задают они храп.

Но самое дивное из сокровищ,
Едва ль не важнее богов-чудовищ,
Дружок закадычный, в кого он влюблен, -
Это -- прекрасный белый слон.

Раджа построил чудесный дворец,
Чтоб жил в нем этот дивный жилец,
И держат свод золотой, высочайший
Колонны с лотосовой чашей.

И триста стражей высоких, здоровых
Дежурство несут у покоев слоновых.
И ловит, обратившись в слух,
Его желанья негр-евнух.

Слону дана золотая посуда,
И нюхает он пахучие блюда.
И вина, с добавкой индийских приправ,
Он тянет, свой царственный хобот задрав...

Гейне (Хейне) Генрих (Heine Heinrich)   
«Романсеро»