В круге первом (т.1)

-- Кларочка! Из меня ещЈ кого угодно можно вылепить женскими руками --
великого проходимца, гениального картЈжника или первого специалиста по
этрусским вазам, по космическим лучам. Хотите -- стану?
-- Диплом подделаете?
-- Нет, правда стану! Кем назначите, тем и стану. Мне только -- вы
нужны! Мне нужна только ваша голова, которую вы так медленно поворачиваете,
когда в лабораторию входите...

{318}

--------
43

Генерал-майор ПЈтр Афанасьевич Макарыгин, кандидат юридических наук,
давно уже служил прокурором по спецделам, то есть, делам, содержание которых
было бы не полезно знать общественности и которые поэтому производились
скрытно. (Все миллионы политических дел были такими.) К этим делам,
наблюдать за правильностью следствия и всего хода и поддерживать обвинение,
-- не всякие прокуроры допускались, и допускались самим следствием, то есть
ревизуемым МГБ. Но Макарыгин всегда был допущен: помимо давних там знакомств
он ещЈ с большим тактом умел совмещать свою неуклонную преданность законам и
понимание специфики работы Органов.
У него было три дочери -- все три от первой жены, его подруги по
гражданской войне, умершей при рождении Клары. Воспитывала дочерей уже
мачеха, сумевшая, впрочем, стать для них тем, что называется хорошая мать.
Дочерей звали: Динэ'ра, Дотна'ра и Клара. Динэра значило ДИтя Новой
ЭРы, Дотнара -- ДОчь Трудового НАРода.
Дочери шли ступеньками по два года. Средняя, Дотнара, окончила
десятилетку в сороковом году и, обскакав Динэру, на месяц раньше еЈ вышла
замуж. Отец посердился, что рановато, но правда, зять попался хороший --
выпускник Высшей Дипшколы, способный и покровительствуемый молодой человек,
сын известного отца, погибшего в гражданскую войну. Звали зятя -- Иннокентий
Володин.
Старшая дочь Динэра, пока мать ездила в школу улаживать еЈ двойки по
математике, болтала ножками на диване и перечитывала всю мировую литературу
от Гомера до Фаррера. После школы, не без помощи отца, она поступила на
актЈрский факультет института кинематографии, со второго курса вышла замуж
за довольно известного режиссЈра, эвакуировалась с ним в Алма-Ату, снималась
героиней в его фильме, потом разошлась с ним, выш- {319} ла замуж за
женатого генерала интендантской службы и уехала с ним на фронт -- не на
фронт, а в тот самый третий эшелон, лучшую полосу войны, куда не долетают
снаряды врага, но и не доползают тяжести тыла. Там Динэра познакомилась с
писателем, входившим в моду, фронтовым корреспондентом Галаховым, ездила с
ним собирать для газеты материалы о героизме, вернула генерала его прежней
жене, а сама с писателем уехала в Москву.
Так уже восемь лет, как из детей осталась в семье одна Клара.
Две старших сестры разобрали на себя всю красоту, и Кларе не осталось
ни красивости, ни даже миловидности.

Страницы: (281) :  <<  ... 208209210211212213214215216217218219220221222223 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

..... эти французы,
между нами говоря. Хоть и лопают богато, и все с красным вином. Да...
Прибежит машинисточка, ведь за 4,5 червонца

в бар не пойдешь. Ей и на кинематограф не хватает, а кинематограф у
женщины единственное утешение в жизни. Дрожит, морщится, а лопает...
Подумать только: 40 копеек из двух блюд, а они оба эти блюда и пяти
алтынного не стоят, потому что остальные 25 копеек завхоз уворовал. А ей
разве такой стол нужен? У нее и верхушка правого легкого не в порядке и
женская болезнь на французской почве, на службе с нее вычли, тухлятиной в
столовой накормили, вот она, вот она... Бежит в подворотню в любовниковых
чулках. Ноги холодные, в живот дует, потому что шерсть на ней вроде моей, а
штаны она носит холодные, одна кружевная видимость. Рвань для любовника.
Надень-ка она фланелевые, попробуй, он и заорет: до чего ты неизящна!
Надоела мне моя матрена, намучился я с фланелевыми штанами, теперь пришло
мое времечко. Я теперь председатель, и сколько ни накраду - все на женское
тело, на раковые шейки, на абрау-дюрсо. Потому что наголодался я в молодости
достаточно, будет с меня, а загробной жизни не существует.
Жаль мне ее, жаль! Но самого себя мне еще больше жаль. Не из эгоизма
говорю, о нет, а потому что мы действительно не в равных условиях. Ей-то
хоть дома тепло, ну а мне, а мне... Куда пойду? У-у-у-у-у!..
- Куть, куть, куть! Шарик, а Шарик... Чего ты скулишь, бедняжка? Кто
тебя обидел? Ух...
Ведьма сухая метель загремела воротами и помелом с'ездила по уху
барышню. Юбчонку взбила до колен, обнажила кремовые чулочки и узкую
полосочку плохо стиранного кружевного бельишка, задушила слова и замела пса.
Боже мой... Какая погода... Ух... И живот болит. Это солонина! И когда
же это все кончится?
Наклонив голову, бросилась барышня в атаку, прорвалась в ворота, и на
улице начало ее вертеть, вертеть, раскидывать, потом завинтило снежным
винтом, и она пропала.
А пес остался в подворотне и, страдая от изуродованного бока, прижался
к холодной стене, задохся и твердо решил, что больше отсюда никуда не
пойдет, тут и сдохнет в подворотне...

Булгаков Михаил Афанасьевич   
«Собачье Сердце»