В круге первом (т.1)

Она узкая была, но
украшала собой весь простор, она была его центр. Что ж это могло быть?
Отчего и зачем среди полей?
Свернули туда и они.
Руки их разъединились. Тропа была на одного. Теперь он шЈл позади
Клары.
ИдЈт позади и смотрит тебе в спину. Рассматривает тебя. То ли муж твоей
сестры. То ли брат тебе. То ли...
Теперь чтобы говорить, Кларе надо было останавливаться и оглядываться:
-- А как ты будешь меня звать? Не зови "Клярэт".
-- Не буду. Да я ж тебя не знал. Вообще на Западе так сокращают, чтоб
два-три звука, не больше.
-- Я буду тебя "Инк" звать, ладно?
-- Ладно. Очень хорошо.
-- Тебя так никто не зовЈт? {334}
Нет, простор был не совсем ровный, он незаметно спадал налево, куда они
шли. Местность полого разваливалась, а к той куще деревьев поднималась
опять.
Теперь уже видно было, что это -- берЈзы, и старые, большие, посаженные
обводным прямоугольником ровно, а в середине ещЈ. Как удивительно стояла эта
куща, ни к чему не относясь, сама по себе.
-- А у тебя когда это всЈ началось? -- спрашивала Клара.
Что -- это? Тут много вкладывалось.
Но он не затруднился:
-- Наверно, знаешь когда? Когда я стал разбирать мамины шкафы. Нет,
может быть и раньше, может и за целый год раньше, а всЈ-таки, когда я стал
разбирать шкафы.
-- Это уже после смерти?
-- Намного после смерти, намного. Да не так давно. Я ведь... Вот и
этого никому не расскажешь, Дотти этого не принимает или не понимает...
(А я пойму!.. Больше, больше о Дотти, мы так разговоримся сейчас! Тебе
будет легко!..)
-- ... Я ведь очень плохой был сын, Кларонька. Я ведь при жизни маму
по-настоящему никогда не любил. Я ведь во время войны из Сирии даже на еЈ
похороны... Слушай, а это не кладбище?
Остановились. И вздрогнули, хотя было жарко. Сразу поняли: да,
кладбище! И как же они раньше..? Ничем другим и быть не могла эта отдельная
среди рабочих полей неприкосновенная сень.
Хотя ещЈ не было видно крестов, ни могил. Они ещЈ переходили дно
разлога, перескакивали через мокредь (Иннокентий прыгнул хуже Клары, угодил
одним ботинком в грязное, но она не подавала ему руки на перепрыг, чтобы не
обидеть). ЕщЈ поднимались, и неожиданно круто.
Ни оградой, ни заборными столбами, ни канавой, ни валом, -- ничем не
было кладбище обведено, только стояли по ровну' эти старые берЈзы, соединясь
в верхах, а земля поля ровно и открыто, как воздух в воздух, переходила в
густую славную мураву, без сорняков и почему-то невысокую, хотя не топтанную
и не стриженную. {335}
Мурава росла такая, какая нужна и приятна на кладбище.
Как здесь было тенисто, тихо! Это было самое чистое и живое убежище во
всЈм охвате распланированной местности!
Вокруг иных могилок были ограды.

Страницы: (281) :  <<  ... 219220221222223224225226227228229230231232233234 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

"Владеющий чарами песен
Душою владеет любой.
В высокие церкви и залы
Пойдет она вслед за тобой!"

Так пел Водяной, и, внимая,
Сам душу сгубил я свою.
Постиг я искусство, но брат мой
Взял в жены невесту мою.

В высокие церкви и залы
Теперь меня водит беда...
А чары и шум водопада
Со мною отныне всегда.

1851

Перевод Вс. Рождественского


ГАГА

В Норвегии птица гага живет,
У серого фьорда гнезда вьет,

Тончайшим пухом из груди своей
Она выстилает гнездо для детей.

Но местный рыбак и хитер и смышлен,
Умеет гнезда обкрадывать он.

Рыбак бессердечен, но птица нежна:
Опять выстилает гнездо она.

И снова он грабит ее - и вновь
Готовит гнездо слепая любовь.

Но грабит он в третий, в последний раз
И, крылья расправив, в полночный час

Летит с окровавленной грудью она
На юг, на юг! где сияет весна.

1851

Перевод Т. Гнедич


ПРОЛОГ К ПЕРВОМУ ПРЕДСТАВЛЕНИЮ "ИВАНОВОЙ НОЧИ"
(2 января 1853 г.)

Слово нам летит вослед
В дальних жизненных скитаньях,
Голубой вплетая цвет
В наш венок воспоминаний...

Ибсен Генрик Юхан (Ibsen Henrik Johan)   
«Стихотворения»