В круге первом (т.1)

Только и
оставалась им тропка -- та самая, за бабами, к деревне. А там где-нибудь и
лес будет. Пошли так.
Иннокентий снял и куртку, остался в лЈгкой белой рубашке. Островато
выпирали лопатки из его некруглой, негладкой спины. А шляпу снова надел от
солнца.
-- Ты знаешь, на кого похож? -- смеялась Клара. -- Есенин, воротясь в
родную деревню после Европы. Иннокентий усмехнулся, стал вспоминать:
-- Ах, родина, и что ж я тут нашЈл?.. Какой я стал чужой... Косить
разучился, пахать разучился...
Они входили в безлюдную улицу. Между порядками домов было всего метров
десять, но дорога так непоправимо, так до конца веков изрыта, искромсана
гусеницами {337} и скатами, местами засохла кочками по колено, местами
налита жидкой свинцовой грязью, на высыхание которой не могло хватить
никакого лета, -- что двум сторонам улицы сноситься было как через реку.
Торные тропинки шли только у домов, и надо было сразу выбирать сторону.
По их стороне показалась и быстро шла навстречу девочка с плетЈной
кошЈлкой.
-- Дево... -- начал Иннокентий, тут разглядел, что она постарше, --
девушка! -- Но она быстро приближалась, и оказалась женщиной лет под сорок,
странно маленького роста и с бельмами на обоих глазах. Получилась насмешка,
но уже не знал Иннокентий, как лучше обратиться. -- Эта деревня -- как
называется?
-- Рождество, -- мелькнула она на них нездоровыми глазами и так же
спешно шла.
-- Рождество? -- удивились между собой молодые люди. -- Необычное какое
название. -- Вдогонку крикнули: -- А почему?
-- Назвали. Откуда я знаю? -- отозвалась та через плечо. И спешила
дальше.
И куда растеклись все те проворные бабы с поезда? Не было жизни ни на
улице, ни во дворах. И покосившиеся хилые двери, как в курятниках, а не
домах, и безоткрывные, без форточек, навеки вставленные двойные рамы
маленьких оконок тоже по видимости не могли скрывать за собой человеческой
жизни. Ни классических свиней не было видно или слышно, ни домашней птицы.
Лишь убогие тряпки да одеяла, развешенные в одном дворе на верЈвках
доказывали, что кто-то здесь утром был.
Солнце полно наливало собой тишину.
В глубине одного двора они заметили движение. Загребая посуху калошами,
шла крупная старуха и разглядывала у себя в руке.
-- Мамаша!
Не слышала.
-- Мамаша!
Подняла голову.
-- Слышу плохо, -- высохшим плоским голосом предупредила она. Глаза еЈ
совсем как будто ничему не удивились в разряженных прохожих. {338}
Нельзя ли молока у вас купить? -- спросила Клара.
Молоко им не нужно было, а -- лучший способ разговориться, как она
знала по поездкам в колхоз.
-- Коров -- нету, -- с достоинством ответила старуха.
В руке у неЈ был покойный жЈлто-белый цыплЈночек, он не выбивался и не
дЈргался.

Страницы: (281) :  <<  ... 221222223224225226227228229230231232233234235236 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
- Простите, господа, - сказал он, - хозяева не имеют отношения к
приему, который оказывает вам этот пес; в этом доме жил маркиз де Мирабо, и
перед ним часто останавливаются гуляющие, а бедняга Картуш не может
уразуметь, что людей привлекает к дому его смиренных хозяев исторический
интерес, вот он и рычит без конца. Картуш, в будку!
Молодой человек сурово погрозил псу, и тот с рычанием ушел к себе в
конуру, просунул в отверстие две передние лапы и положил на них морду с
острыми клыками, кроваво-красным языком и горящими глазами.
Мирабо и Жильбер тем временем переглянулись.
- Господа, - продолжал молодой человек, - за этой решеткой сейчас
находится один из обитателей дома, который готов отворить его и принять вас,
коль скоро вам любопытно не только осмотреть его снаружи.
Жильбер толкнул Мирабо локтем, давая знать, что он охотно осмотрел бы
дом изнутри.
Мирабо понял; впрочем, ему и самому хотелось того же, что Жильберу.
- Сударь, - сказал он, - вы читаете у нас в мыслях. Мы знаем, что в
этом доме жил Друг людей, и нам было бы очень любопытно попасть внутрь.
- И ваше любопытство возрастет, господа, - подхватил молодой человек, -
когда вы узнаете, что за то время, когда здесь жил Мирабо-отец, этот дом
дважды или трижды почтил посещением его прославленный сын, не всегда, если
верить преданию, находивший тот прием, которого был достоин и который мы бы
ему оказали, если бы у него появилось желание, подобное вашему, господа,
коему я охотно иду навстречу.
И молодой человек с поклоном отворил ворота посетителям, потом вновь
захлопнул их и пошел вперед.
Но Картуш не мог потерпеть подобного гостеприимства; с ужасающим лаем
он вновь выскочил из конуры.
Молодой человек бросился между псом и тем из гостей, на которого пес,
казалось, лаял с особой яростью.
Но Мирабо отстранил молодого человека.
- Сударь, - сказал он, - и собаки, и люди лаяли на меня достаточно
часто; люди подчас кусали, собаки никогда...

Дюма Александр (Alexandre Dumas)   
«Графиня де Шарни (часть 2)»