В круге первом (т.1)

-- Жалко, не посмотрели.
-- Давай я сбегаю! -- взялась Клара и наискосок, без дороги, побежала.
Она бежала как весЈлая, но совсем не весело было ей.
Постояла, прочла и так же легко спустилась, сильными ногами тормозя на
ямках.
-- Ну, кто ты думаешь?
-- Священник?
-- "Вечная слава воинам ЧетвЈртой дивизии народного ополчения, павшим
смертью храбрых за честь, независимость и так далее... от министерства
финансов."
-- Финансов? -- поразился он, и шевельнулись его удлинЈнные уши в
изломчатых крупных хрящах. -- Даже и финансов! Бедные клерки... Сколько ж их
тут легло?.. И на сколько человек была одна винтовка? ЧетвЈртая дивизия
ополчения?
-- Да.
-- Дивизия безоружных! -- и четвЈртая... Вот дикость этой войны --
народное ополчение...
-- А почему -- дикость? -- онедоумела Клара.
Иннокентий вздохнул и свесил голову.
-- Тебе плохо?... Инк, может вернЈмся? Не надо дальше?
Он ещЈ вздохнул.
-- Да нет, ничего. Жару я плохо переношу. И обулся неудачно, не
сообразил. {342}
-- Я тоже разношенных зря не надела. А где тебе трЈт? Давай газеты под
пятку подложим, будет свободней.
Мастерили.
А на небе там и здесь появились перекатные облака. Иногда они
прикрывали и смягчали солнце.
-- Ну что ж, Инк, пойдЈм дальше или нет? Надо было в лес, да? Хочешь,
пойдЈм вдоль реки, там тоже тень будет.
Он уже отошЈл и улыбался:
-- Вот дохлый, да? Всю жизнь в автомобилях... А ты молодец. ПойдЈм,
пойдЈм. По какому берегу?
Ниже их через речку был переброшен трап, на обоих берегах толстой
проволокой прикрученный от наводнения к низам ив.
Перейти? Не перейти? На том и на этом по-разному ляжет дорога, и от
этого разговоры будут разные, и вся прогулка. Перейти?.. Не перейти?..
Перешли. Опять какое-то правильное насаждение было тут на медленном
привольном подъЈме от реки. Кроме водолюбивых ив, которые сами выбрали
речку, ещЈ были посажены берЈзы рядком и ели. И заглохший пруд был здесь с
лягушками и палыми листьями -- наверно вырытый, такой правильный. Что это
было всЈ? Заброшенное ли именье? Не у кого спросить.
Отсюда, между шарами ив, ещЈ красивее казалась церковь, почти на горе
-- и туда-то хаживали под колокольный звон из другой соседней деревни,
начинавшейся неподалеку.
Но довольно было с них деревень, они шли вдоль реки.
Тут очень бы приятно идти, своя тенистая влажная замкнутая жизнь. На
мелких местах слышное журчание и видимая рябь, на глубоких редкие
необъяснимые вздрагивания неподвижной будто бы воды, и всюду -- беготня
водопеших стрекоз, а наверно есть и рыба и раки. Тут надо бы разуться по
колено и идти просто речкою, как мальчишки бродят по раков. А по берегу
мешала им то непроходимая крапива, то ольховый прутняк.

Страницы: (281) :  <<  ... 224225226227228229230231232233234235236237238239 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
-- И вы думаете, что со временем все женщины будут ученые?
-- Со временем, конечно. Взять пример с нашего быта и
деревенского: вы знаете, например, как теперь в деревне ценится
жених, какое, пользуясь нашим временем, он заламывает приданое
с невесты.
-- Но как же и быть без приданого?
-- Как быть? вот у меня пустая комната, привожу к себе жену
и говорю: будем жить, как я живу, так и ты...
-- Вам хорошо, у вас пустая комната, и, так сказать, голова,
а ежели изба, хомуты и прочее, а женщина у печи и на скотный
двор ходит, и я всякую вещь должен завести для совместной
жизни, то как же я стану на хозяйство без приданого?
С этого момента я стал решительно на защиту хозяйственного
быта в избе с вещами, с приданым, против жизни головой в пустой
комнате, знаю я это житье -- довольно!
-- А почему? -- резко спросил меня политраб.
Это было совершенно особенное почему, не то обычное научное
в смысле детерминизма, холодное, бесстрастное, а совершенно
такое же, как в Голубиной книге и у детей, источник чего --
моральная или эстетическая и вообще желанная качественность.
Я вооружился терпением ученого и решил, заключив вопрос о
приданом в цепь исторических причин, увести политраба в
бесконечность прошлого и, возвратясь оттуда, вдруг представить
дело в таком виде, что вся совокупность наших знаний о приданом
не даст нам троим -- скорняку, политрабу и мне -- согласно
решить в данный момент, следует брать приданое или не следует.
Я не рассчитал того, что цепь причин бесконечна, и политраб
загонит меня своим "почему" в беспредельность и никогда не даст
возможности вернуться к приданому в настоящий момент. Дело
осложнилось еще и тем, что скорняк понимал нас по-своему,
вмешивался и все перебивал примером из жизни какого-то купца
Василия Ивановича. Я, например, говорю:
-- Когда между враждующими славянскими народами явились
базары, кончаются воинственные набеги за женщинами,
прекращается умыкание жен.
-- А почему? -- спрашивает политраб...

Пришвин Михаил Михайлович   
«Голубиная книга»