В круге первом (т.1)

--------
46

Полдня простиралось над Москвой низкое мутное небо, и было нехолодно. А
перед обедом, когда семеро заключЈнных ступили из голубого автобуса на
прогулочный Дворик шарашки, -- первые нетерпеливые снежинки кое-где
пролетали по одной.
Такая снеговинка, шестигранная правильная звЈздочка, упала и Нержину на
рукав старой фронтовой порыжевшей шинели. Он остановился посреди двора и
глубоко заглатывал воздух.
Старший лейтенант Шустерман, оказавшийся тут, предупредил, что время
сейчас не прогулочное и надо зайти в здание.
Это было досадно. Не хотелось, да просто невозможно было никому
рассказывать о свидании, ни с кем делиться, искать ничьего участия. Ни
говорить. Ни слушать. Хотелось быть одному и медленно-медленно протягивать
через себя всЈ это внутреннее, что он привЈз, пока оно ещЈ не расплылось, не
стало воспоминанием.
Но именно одиночества -- не было на шарашке, как и во всяком лагере.
Всегда везде были камеры, и купе вагон-заков, и теплушки телячьих вагонов, и
бараки лагерей, и палаты больниц -- и всюду люди, люди, чужие, {356} и
близкие, тонкие и грубые, но всегда люди, люди.
Войдя в здание (для заключЈнных был особый вход -- деревянный трап вниз
и потом подвальный коридор), Нержин остановился и задумался -- куда ж идти?
И придумал.
ЧЈрной задней лестницей, по которой никто почти не ходил, минуя
составленные там в опрокидку ломаные стулья, он стал подниматься на глухую
площадку третьего этажа.
Эта площадка была отведена под ателье художнику-зэку
КондрашЈву-Ива'нову. К основной работе шарашки он не имел никакого
отношения, содержался же тут в качестве крепостного живописца: вестибюли и
залы Отдела Спецтехники были просторны и требовали украшения их картинами.
Менее просторны, зато более многочисленны были собственные квартиры
замминистра, Фомы Гурьяновича и других близких к ним работников, и ещЈ более
настоятельной необходимостью было -- украсить все эти квартиры большими,
красивыми и бесплатными картинами.
Правда, КондрашЈв-Иванов плохо удовлетворял этим запросам: картины он
писал хотя большие, хотя бесплатные, но не красивые. Полковники и генералы,
приезжавшие осматривать его галерею, тщетно пытались ему втолковать, как
надо рисовать, какими красками, и со вздохом брали то, что есть. Впрочем,
вправленные в золочЈные рамы, картины эти выигрывали.
Нержин, миновав на всходе большой уже законченный заказ для вестибюля
Отдела Спецтехники -- "А.С. Попов показывает адмиралу Макарову первый
радиотелеграф", вывернул на последний марш лестницы и, ещЈ прежде, чем
самого художника, увидел прямо вверху, на глухой стене под потолком --
"Изувеченный Дуб", двухметровой высоты картину, тоже законченную, которую,
однако, никто из заказчиков не хотел брать.

Страницы: (281) :  <<  ... 234235236237238239240241242243244245246247248249 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

21 сентября 1898


VI

Мрак. Один я. Тревожит мой слух тишина.
Всё уснуло, да мне-то не спится.
Я хотел бы уснуть, да уж очень темна
Эта ночь, - и луна не сребрится.
Думы всё неотвязно тревожат мой сон.
Вспоминаю я прошлые ночи:
Мрак неясный... По лесу разносится звон...
Как сияют прекрасные очи!..
Дальше, дальше... Как холодно! Лед на Неве,
Открываются двери на стужу...
Что такое проснулось в моей голове?
Что за тайна всплывает наружу?..
Нет, не тайна: одна неугасшая страсть...
Но страстям я не стану молиться!
Пред другой на колени готов я упасть!..
Эх, уснул бы... да что-то не спится.

18 ноября 1898


VII

Немало времени прошло уже с тех пор:
Ты взглянешь на меня с безвестной тихой думой,
Я всё по-прежнему безжизненный актер,
Влачащий муки детские угрюмо.

Ты всё по-прежнему прекрасна и чиста,
Ты всё не видишь, - я сильнее стражду,
О, как мне хочется, чтоб Ты, о, Красота,
Узнала то, чего я страстно жажду!

И как мне хочется поплакать близ Тебя,
Как малому ребенку в колыбели!
Так чисто, так приветливо любя,
Мы слова вымолвить друг другу не успели!..

Да, я измученный, усталый соловей,
Пресеклись звуки, песня оборвалась,
Но с ясною гармонией Твоей
Моя душа больная не рассталась.

Теперь Тебе и говорить и петь,
Я буду слушать, плакать неутешно,
Ты сердце-то ведь можешь пожалеть?
О, оправдай, когда Ты так безгрешна!

Когда и Ты, одна моя мечта,
Не дашь мне выплакать давнишние страданья,
Я буду знать, что в мире красота
Всегда нема и нет в ней состраданья!

Декабрь 1898



ЗА ГРАНЬЮ ПРОШЛЫХ ДНЕЙ

Стихи, напечатанные в этой книжке, относятся к 1898-1903 годам. Многие
из них переделаны впоследствии, так что их нельзя отнести ни к этому
раннему, ни к более позднему времени. Потому они не входят в первый том моих
"Стихотворений"...

Блок Александр Александрович   
«Стихотворения 1897-1903 гг, не вошедшие в основное собрание»