В круге первом (т.1)

По стенам лестничного пролЈта висели и другие полотна. Кое-какие были
укреплены на мольбертах. Свет сюда давали два окна -- одно с севера, другое
с запада. И сюда же, на лестничную площадку, выходило решЈткой и розовой
занавеской оконце Железной Маски, не дотянувшееся до божьего света. {357}
Ничего более не было здесь, ни даже стула. Вместо того -- два чурбачка
стойком, повыше и пониже.
Хотя лестница худо отапливалась, и здесь была устоявшаяся холодная
сырость, телогрейка КондрашЈва-Иванова лежала на полу, а сам он, вылезающий
руками и ногами из своего недостаточного комбинезона, неподвижно стоял,
длинный, негнущийся, и как будто не мЈрз. Большие очки, укрупнявшие и
устрожавшие его лицо, прочно держались за уши, приспособленные к постоянным
резким поворотам КондрашЈва. Взгляд его был упЈрт в картину. Кисть и палитру
он держал в опущенных на всю длину руках.
Услыша осторожные шаги, оглянулся.
Они встретились глазами, ещЈ продолжая каждый думать о своЈм.
Художник не был рад посетителю -- он нуждался сейчас в одиночестве и
молчании.
Но более того -- он был рад ему. И, не лицемеря ничуть, а даже с
непомерным восторгом, такая привычка у него была, воскликнул:
-- Глеб Викентьич?! Милости прошу!
И гостеприимно развЈл руками с кистью и палитрой.
Доброта -- обоюдное качество для художника: она питает его воображение,
но и разрушает его распорядок.
Нержин застенчиво замялся на предпоследней ступеньке. Он сказал почти
шЈпотом, будто ещЈ кого-то третьего боялся здесь разбудить:
-- Нет, нет, Ипполит Михалыч! Я пришЈл, если можно?.. помолчать
здесь...
-- Ах, да! ах, да! ну, разумеется! -- так же тихо закивал художник,
быть может уже по глазам заметив или вспомнив, что Нержин ездил на свидание.
И отступил, как бы раскланиваясь и показывая кистью и палитрой на чурбачок.
Подобрав полы шинели, которые в лагере он уберЈг от обрезания, Нержин
опустился на чурбак, откинулся к балясинам перил и -- очень ему хотелось
закурить! -- не закурил.
Художник уставился в то же место картины.
Замолчали...
В Нержине приятно-тонко ныло разбуженное чувство {358} к жене.
Как будто в драгоценной пыльце были те места пальцев, которыми он на
прощанье касался еЈ рук, шеи, волос.
Годами живЈшь без того, что отпущено на земле человеку.
Оставлены тебе: разум (если он вмещается в тебя). Убеждения (если ты до
них созрел). И по самое горлышко -- забот об общественном благе. Кажется --
афинский гражданин, идеал человека.
А косточки -- нет.
И одна эта женская любовь, которой ты лишЈн, словно перевешивает весь
остальной мир.
И простые слова:
-- Любишь?
-- Люблю! А ты? -
сказанные там взглядами или шевелением губ, теперь наполняют душу тихим
праздничным звоном.

Страницы: (281) :  <<  ... 235236237238239240241242243244245246247248249250 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
— Да нет, с чего бы это я решил ей платить? Я имею в виду ту, что бросила меня
столь бессердечно.
— Отплатить — как именно?
— А черт меня побери, если я знаю, — сказал он.
— Может быть, я смогу помочь, — сказал я, ибо сердце мое все еще обливалось
кровью сострадания. — Я могу воспользоваться услугами духа, обладающего
сверхъестественной силой. Маленького, конечно, духа — я развел пальцы на пару
сантиметров, давая понятие о его размере, — который и может сделать не больше,
чем столько.
Я рассказал ему про Азазела, и он, разумеется, поверил. Я часто замечал, что мои
рассказы весьма убедительны. Когда вы, старина, что-нибудь рассказываете, дух
недоверия стоит такой густой, хоть топор вешай. Со мной по-другому. Нет ничего
дороже репутации правдивого человека и честного, прямодушного вида.
Да, так я ему рассказал, и у него глаза заблестели. Он спросил, может ли демон
устроить ей то, что он попросит.
— Только если это приемлемо, старина. Я надеюсь, у вас нет на уме ничего
такого, как, например, заставить ее плохо пахнуть или чтобы у нее изо рта при
разговоре выпрыгивала жаба.
— Конечно, нет, — сказал он с отвращением. — За кого вы меня принимаете? Она
подарила мне два счастливых года, и я хочу ей сделать подарок не хуже. У вашего
духа, говорите, ограниченные возможности?
— Он — маленькое существо, — сказал я и снова показал пальцами.
— Может он дать ей совершенный голос? Хотя бы на время? Хотя бы на одно
выступление?
— Я его спрошу.
Предложение Мортенсона звучало в высшей степени по-джентльменски. Его экс-
симпатия пела кантаты, если я правильно называю это занятие, в местной церкви. В
те дни у меня был прекрасный музыкальный слух, и я часто посещал подобные
концерты (стараясь, конечно, держаться подальше от кружки для пожертвований).
Мне нравилось, как она поет, да и публика принимала ее достаточно вежливо. Я в те
времена считал, что ее нравственность несколько не соответствовала обстановке, но
Мортенсон говорил, что для сопрано допускаются исключения.
Итак, я обратился к Азазелу...

Айзек Азимов (Isaac Azimov)   
«Всего один концерт»