В круге первом (т.1)

За шарашку он держался как за дом отдыха
-- в лагерях ему пришлось хлебнуть много бед, о которых он рассказывал
теперь с весЈлым азартом: как он доходил в сырой шахте, как стал делать себе
мостырку- ежедневную температуру, нагревая обе подмышки камнями одинаковой
массы, чтобы два термометра никогда не расходились больше, чем на десятую
долю градуса (двумя термометрами его хотели разоблачить).
Но со смехом вспоминая своЈ прошлое, которое за двадцать пять лет его
срока неотступно должно было повториться в будущем, Руська мало кому, и то
по секрету, {376} раскрывался в своем главном качестве -- донного парня, два
года водившего за нос сыскной аппарат МГБ. Достойный крестник этого
учреждения, он так же не гнался за славой, как и оно.
И так в пЈстрой толпе обитателей шарашки он не был особо примечателен
до одного сентябрьского дня. В этот день Руська с таинственным видом обошЈл
до двадцати самых влиятельных зэков шарашки, составлявших еЈ общественное
мнение, -- и с глазу на глаз каждому из них возбуждЈнно сообщил, что сегодня
утром оперуполномоченный майор Шикин вербовал его в стукачи, и что он,
Руська, согласился, предполагая использовать службу доносчика для всеобщего
блага.
Несмотря на то, что личное дело Ростислава Доронина было испещрено
пятью сменЈнными фамилиями, галочками, литерами и шифрами о его опасности,
предрасположенности к побегу, о необходимости транспортировать его только в
наручниках, -- майор Шикин в погоне за увеличением штата своих осведомителей
счЈл, что Доронин -- юноша, и потому нестоек, что он дорожит своим
положением на шарашке и потому будет предан оперуполномоченному.
Тайком вызванный в кабинет Шикина (вызывали, например, в секретариат, а
там говорили: "да-да, зайдите к майору Шикину"), Ростислав просидел у него
три часа. За это время, слушая нудные наставления и разъяснения кума, Руська
своими зоркими Јмкими глазами изучил не только крупную голову майора,
поседевшую за подшиванием доносов и кляуз, его черноватое лицо, его
крохотные руки, его ноги в мальчиковых ботинках, мраморный настольный прибор
и шЈлковые оконные шторы, но и, мысленно переворачивая буквы, перечЈл
заголовки на папках и бумажки, лежавшие под стеклом, хотя сидел от края
стола за полтора метра, и ещЈ успел прикинуть, какие документы Шикин,
очевидно, хранит в сейфе, а какие запирает в столе.
Порою Доронин простодушно уставлял свои голубые глаза в глаза майора и
согласительно кивал. За этим голубым простодушием кипели самые отчаянные
замыслы, но оперуполномоченный, привыкший к серому однообразию людской
покорности, не мог догадаться. {377}
Руська понимал, что Шикин действительно может услать его на Воркуту,
если он откажется стать стукачом.
Не Руську одного, но всЈ поколение руськино приучили считать "жалость"
чувством унизительным, "доброту" -- смешным, "совесть" -- выражением
поповским.

Страницы: (281) :  <<  ... 248249250251252253254255256257258259260261262263 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

..... Скажете - нет? Помните май! Все могло быть
по-другому... Ничего не было... Даже грустно. Вам не грустно?
АСТАФЬЕВА. К чему это вы говорите?..
ТРЕТЬЯКОВ. Я уезжаю, могу я быть откровенным?

Песня совсем рядом.

АСТАФЬЕВА. Я помню май... Вы веселый были... Никогда я вас таким больше
не видела.
ТРЕТЬЯКОВ. Лидия Васильевна, скажите откровенно, на прощание - что было
бы, если бы я тогда сел в ваш ходок?
АСТАФЬЕВА. Что ж... ничего. Поехали бы вместе...
ТРЕТЬЯКОВ. Да... Я так и думал.
АСТАФЬЕВА. Я май хорошо помню... Вы пели, у вас ведь голос хороший,
никогда бы не подумала...
ТРЕТЬЯКОВ (засобирался). Нет у меня никакого голоса... Пойду, Лидия
Васильевна, я житель городской и не могу петь без аккомпанемента...
АСТАФЬЕВА. А из леса тогда мы за вами следом ехали... Вы видели?..
ТРЕТЬЯКОВ. Да, да... Будем вспоминать...
АСТАФЬЕВА. А я думала, вы к нам в ходок сядете...

Хор останавливается под окном. Хорошо слышна мелодия, но слов не
разобрать.

ТРЕТЬЯКОВ. Так вот... Прощайте, Лидия Васильевна! Я думаю, мы еще
встретимся. Мир тесен...

Подают друг другу руки.

Где-нибудь, когда-нибудь... Счастливо оставаться... (Отворил дверь.)

Песня - громко.

ХОР. Несет Галя воду,
Коромысло гнется,
Стоит Ваня подле
Над Галей смеется...
АСТАФЬЕВА (вдруг). Постойте!
ТРЕТЬЯКОВ (прикрыл дверь). Да?

Слышна лишь мелодия.

АСТАФЬЕВА (решительно). Я вас не пущу.
ТРЕТЬЯКОВ. В чем дело?..
АСТАФЬЕВА (лукавит с большим искусством). Сейчас я вас не пущу.
ТРЕТЬЯКОВ. Почему, Лидия Васильевна?
АСТАФЬЕВА. Слышите?
ТРЕТЬЯКОВ. Что?
АСТАФЬЕВА. Они остановились под окном.
ТРЕТЬЯКОВ. Кто?
АСТАФЬЕВА. Вы что, не слышите?
ТРЕТЬЯКОВ. Поют. Ну и пусть...
АСТАФЬЕВА. Садитесь, Владимир Александрович, послушаем... (Приоткрыла
дверь.)
ХОР. Ой ты, Галя, Галя,
Дай воды напиться
Может быть, я, Галя,
Не буду журиться...

Вампилов Александр Валентинович   
«Дом окнами в поле»