В круге первом (т.1)

Передать
записку через соседей было тоже немыслимо: из слов Сологдиной Надя знала, да
и представляла легко, что соседи враждебны к ней и шпионят. {393}
И если Надя поднималась по крутой, совсем тЈмной днЈм лестнице
возбуждЈнная, предвкушая радость разговора с милой женщиной, разделяющей еЈ
тайное горе, -- то опускалась она даже не раздосадованная, а разбитая. И как
на фотографической бумаге, положенной в бесцветный и безобидный на вид
проявитель, начинают неумолимо проступать уже содержавшиеся на ней, но до
сих пор неявные очертания, -- так и в душе Нади после неудачного захода к
Сологдиной, стали нагнетаться все те мрачные мысли и дурные предчувствия,
которые зародились ещЈ на свидании, но не сразу дали себя знать.
Он сказал: "не удивляйся, если меня отсюда увезут, если прервутся
письма"... Он может уехать!.. И даже эти свидания, раз в год --
прекратятся?.. А как же тогда Надя?..
И что-то о верховьях Ангары...
И ещЈ -- не стал ли он верить в бога?.. Была какая-то фраза... Тюрьма
искалечит его духовно, уведЈт в мистику, в идеализм, приучит к покорности.
Характер его изменится, и он вернЈтся совсем-совсем незнакомым человеком...
Но, главное, он угрожающе говорил: "не связывай слишком больших надежд
с окончанием моего срока", "срок -- это условность". На свидании Надя
воскликнула: не верю! не может быть! Но вот шЈл час за часом. Отданная своим
мыслям, она опять пересекла всю Москву, с Красной Пресни в Сокольники, и
теперь эти мысли неотгонно жалили еЈ, и нечем было от них защититься.
Если тюремный срок Глеба никогда не кончится -- чего же ждать?
Справедливо ли это: превратить свою жизнь в приставку к жизни мужа? Всем
даром существа своего пожертвовать -- для ожидания пустоты?
Хорошо, хоть у них там нет женщин!..
Что-то было в сегодняшнем свидании ещЈ не названное, не понятое -- и
непоправимое...
И в студенческую столовую она тоже опоздала. ЕщЈ этого мелкого
невезенья не хватало, чтоб довершить еЈ отчаяние! Сразу вспомнилось, как два
дня назад еЈ оштрафовали на десять рублей за то, что она сошла с задней
площадки. Десять рублей сейчас порядочные деньги, это
-- сто рублей дореформенных. {394}
На Стромынке под начинающимся приятным снежком стоял мальчишка в
нахлобученной фуражке и торговал папиросами "Казбек" вроссыпь. Надя подошла
и купила у него две папиросы.
-- А где же -- спичек? -- спросила она сама себя вслух.
-- На, тЈтя, чиркни! -- охотливо предложил мальчишка и протянул ей
коробку. -- За огонЈк денег не берЈм!
Не размышляя, как это выглядит со стороны, Надя тут же, на улице, со
второй спички прикурила папиросу криво, с одного боку, отдала коробку и, не
заходя в дверь корпуса, стала прохаживаться. Курение ещЈ не стало еЈ
привычкой, но и не первая это была еЈ папироса.

Страницы: (281) :  <<  ... 260261262263264265266267268269270271272273274275 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Сам-то я как поступал? Чуть только
спелись сердца - глядь, и тела туда же за ними, - челядь берет пример с
господ! И выходит на поверку, что месяц серебристый - всего-навсего сводник.
Жена. Ты бы поглядел, какие роскошные книжки господин майор посылает к
нам в дом. Твоя дочь-то молится по этим книгам.
Миллер (свистит). Как же, молится! Много ты понимаешь! Простую,
натуральную пищу нежный желудок его милости не переваривает. Сначала
господин майор должен отдать ее на выварку искусным поварам той адской,
чумной кухни, что зовется изящной словесностью. В печку всю эту пакость!
Девчонка наберется бог знает чего, разного невероятного вздора, кровь у нее
забурлит, как от шпанской мушки, - и прощайте тогда крупицы христианской
веры, которую отец и так уж с грехом пополам в ней поддерживал! В печку,
тебе говорят! Девчонка забивает себе голову всякой чертовщиной, уносится
мыслью в тридесятые государства и в конце концов потеряет, позабудет дорогу
в родные палестины, устыдится, что ее отец - скрипач Миллер, и отвадит
хорошего, почтенного зятя, который как раз пришелся бы мне ко двору... Ну уж
нет, накажи меня бог! (Вскакивает; в сердцах.) Скорей, пока не поздно! А
майору... да, да, майору... поворот от ворот. (Направляется к выходу.)
Жена. С ним надо быть повежливее, Миллер. Мы немало нажились на одних
только его подарочках!..
Миллер (возвращается и останавливается перед ней). Это что же, плата за
честь моей дочери?.. Убирайся ты к черту, мерзкая сводня!.. Лучше я возьму
скрипку и пойду по миру, буду играть за тарелку супу, лучше я разобью свою
виолончель и набью ее навозом, но только ни за что не притронусь к деньгам,
ради которых единственное мое дитя пожертвовало своею душою и вечным
спасением. Откажись от проклятого кофе и от нюхательного табаку, - вот тебе
и не нужно будет торговать красотой твоей дочери. Я жрал до отвала и носил
тонкие сорочки еще до того, как этот отпетый негодяй повадился ко мне в дом.
Жена...

Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих (Johann Christoph Friedrich Schiller)   
«Коварство и любовь»