В круге первом (т.1)

Горячий дым причинял ей боль
и отвращение -- и тем отсасывало немного тяжесть от сердца.
Откурив половину папиросы, Надя бросила еЈ и поднялась в 318-ю комнату.
Тут она брезгливо миновала неубранную кровать Люды и тяжело опустилась
на свою, больше всего желая, чтобы еЈ сейчас никто ни о чЈм не спрашивал.
Она села -- и глаза еЈ оказались вровень с четырьмя стопами еЈ
диссертации на столе -- четырьмя экземплярами на машинке. И Надя невольно
вспомнила все бесконечные мытарства с этой диссертацией -- как-то
устраиваться с фотокопиями чертежей, первую переделку, вторую, и вот возврат
для третьей.
А вспомнив, как безнадЈжно и незаконно просрочена диссертация, она
вспомнила и ту секретную спецразработку, которая одна могла дать ей сейчас
заработок и покой. Но путь загораживала страшная анкета на восьми страницах.
Сдать еЈ в отдел кадров надо было ко вторнику.
Писать всЈ, как есть -- значило быть выгнанной к концу недели из
университета, из общежития, из Москвы.
Или -- тотчас разводиться...
Как она и решила.
Но это было и тяжко, и способ долго-хитрый.
Эржика застелила постель, как могла (у неЈ это ещЈ не очень хорошо
получалось: и стелиться, и стирать, и гладить она училась впервые на
Стромынке, всю прежнюю жизнь такую работу за неЈ делала прислуга), накрасила
пе- {395} ред зеркалом не губы, а щЈки, и ушла заниматься в Ленинку.
Муза пробовала читать, но чтение у неЈ не шло. Она заметила мрачную
неподвижность Нади и поглядывала на неЈ с беспокойством, не решаясь, однако,
спросить.
-- Да! -- вспомнила Даша. -- Я сегодня слышала, говорят "книжных" денег
за этот год заплатят вдвое больше.
Оленька встрепенулась:
-- Шутишь?
-- ДевчЈнкам наш декан сказал.
-- Подожди, это сколько же будет? -- Олино лицо загорелось тем
воодушевлением, которое деньги способны принести лишь людям, не привыкшим и
не жадным к ним. -- Триста да триста -- шестьсот, семьдесят да семьдесят --
сто сорок, пять да пять... Хо-го? -- вскричала она и захлопала в ладоши. --
Семьсот пятьдесят!! Вот это да!
И она чуть запела. У неЈ был голосок.
-- Теперь ты купишь себе полного СоловьЈва!
-- ЕщЈ чего! -- фыркнула Оленька. -- На эти деньги можно сшить платье
гранатовое, креп-жоржетовое, воображаешь? -- Она подхватила края юбки
кончиками пальцев. -- И двойные воланы?!
Оленька многим ещЈ не была обзаведена. Лишь совсем недавно, последний
год, у неЈ вернулся к этому интерес. У неЈ мать очень долго болела, в
позапрошлом году умерла. С тех пор никого-никого в живых у Оленьки не
осталось. На отца и на брата они с матерью получили похоронные в одну и ту
же неделю сорок второго года. Мать слегла тогда тяжело, и Оленьке пришлось
бросить первый курс, год пропустить, работать, потом перевестись на заочное.

Страницы: (281) :  <<  ... 261262263264265266267268269270271272273274275276 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Но горб
Еще хуже,
Еще неуклюжей
Растет у меня и у вас.

У всех,
Кто слоняется праздный,
Немытый, нечесаный, грязный,
Появится
Горб,
Невиданный горб,
Косматый, кривой, безобразный.

Мы спим до полудня
И в праздник и в будни,
Проснемся и смотрим уныло,
Мяукаем, лаем,
Вставать не желаем
И злимся на губку и мыло.

Скажите, куда
Бежать от стыда,
Где спрячете горб свой позорный,
Невиданный
Горб,
Неслыханный
Горб,
Косматый, мохнатый и черный?

Совет мой такой:
Забыть про покой
И бодро заняться работой.
Не киснуть, не спать,
А землю копать,
Копать до десятого пота.

И ветер, и зной,
И дождь проливной,
И голод, и труд благотворный
Разгладят ваш горб,
Невиданный горб,
Косматый, мохнатый и черный!


x x x

Кошка чудесно поет у огня,
Лазит на дерево ловко,
Ловит и рвет, догоняя меня,
Пробку с продетой веревкой...

Киплинг Редьярд (Kipling Rudyard)   
«Стихотворения (перевод С.Я.Маршака)»