В круге первом (т.1)

..
-- Ка-кую жизнь? Ядовитую желчь неудачников?
-- ... ты сознательно залепил глаза, заткнул уши, занял позу -- и в
этом видишь свой ум? В отказе от развития -- ум? В торжество вашего чЈртова
коммунизма ты насилуешь себя верить, а не веришь!
-- Да не вера -- научное знание, обалдон! И -- беспристрастность .
-- Ты?! Ты -- беспристрастен?
-- Аб-солютно! -- с достоинством произнЈс Рубин.
-- Да я в жизни не знал человека пристрастнее тебя!
-- Да поднимись ты выше своей кочки зрения! Да взгляни же в
историческом разрезе! За-ко-но-мерность! Ты понимаешь это слово? Неизбежно
обусловленная закономерность! ВсЈ идЈт туда, куда надо! Исторический
материализм не мог перестать быть истиной из-за того только, что мы с тобой
в тюрьме. И нечего рыться носом, выворачивать какой-то трухлявый скепсис!
-- Лев, пойми! Я не с радостью -- я с болью сердечной расставался с
этим учением! Ведь оно было -- звон и пафос моей юности, я для него всЈ
остальное забыл и проклял! Я сейчас -- стебелЈк, расту в воронке, где бомбой
вывернуло дерево веры. Но с тех пор, как меня в тюремных спорах били и
били...
-- Потому что у тебя ума не хватало, дура!
-- ... я по честности должен был отбросить ваши хилые построения. И
искать другие. А это нелегко. Скептицизм у меня, может быть -- сарай при
дороге, пересидеть непогоду.
-- Утки в дудки, тараканы в барабаны! Ске-епсис! Да разве из тебя
выйдет порядочный скептик? Скептику по- {52} ложено воздержание от суждений
-- а ты обо всЈм лезешь с приговором! Скептику положена атараксия, душевная
невозмутимость -- а ты по каждому поводу кипятишься!
-- Да! Ты прав! -- Глеб взялся за голову. -- Я мечтаю быть сдержанным,
я воспитываю в себе только... парящую мысль, а обстоятельства завертят -- и
я кружусь, огрызаюсь, негодую...
-- Парящую мысль! А мне в глотку готов вцепиться из-за того, что в
Джезказгане не хватает питьевой воды!
-- Тебя бы туда загнать, падло! Изо всех нас ты же один считаешь, что
методы МГБ необходимы...
-- Да! Без твЈрдой пенитенциарной системы государство существовать не
может...
-- ... Так вот тебя и загнать в Джезказган! Что ты там запоЈшь?
-- Да дурак ты набитый! Ты бы хоть прежде почитал, что говорят о
скептицизме большие люди. Ленин!
-- А ну? Что -- Ленин? -- Нержин притих.
-- Ленин сказал: "у рыцарей либерального российского языкоблудия
скептицизм есть форма перехода от демократии к холуйскому грязному
либерализму".
-- Как-как-как? Ты не переврал?
-- Точно. Это из "Памяти Герцена" и касается...
Нержин убрал голову в руки, как сражЈнный.
-- А? -- помягчел Рубин. -- Схватил?
-- Да, -- покачался Нержин всем туловищем. -- Лучше не скажешь. И я на
него когда-то молился!.

Страницы: (281) :  <<  ... 23242526272829303132333435363738 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Миссис Хэйрнс ничего
не знала об Орвието, но, когда она вытирала пыль, фотография время от
времени отпечатывалась на сетчатой оболочке ее глаз. Город, совсем не
похожий на Пентонвилл Хилл, внушал ей страх и беспокойство. Ей казалось,
что он почти нисколько не лучше, чем небеса, которые в ее представлении
были неразрывно связаны с трезвостью, чистотой, сдержанностью,
благопристойностью и всяческими другими ужасами. И вот, оказавшись на
дороге к нему, она глядела на него с самыми дурными предчувствиями, пока
сзади не раздался высокомерный голос, заставивший ее вздрогнуть и сделать
неуклюжий реверанс. Это был епископ.
- Можно здесь достать какой-нибудь экипаж, - спросил он, - который
отвез бы меня наверх, к воротам?
- Не могу сказать точно, сэр, - ответила миссис Хэйрнс, - я не здешняя.
Едва она произнесла "не могу сказать", как епископ утратил к ней всякий
интерес и пошел дальше, смирившись с необходимостью взбираться на гору.
Неподалеку паслась какая-то лошадь. Когда миссис Хэйрнс увидела ее,
слабый луч небесного успокоения согрел ее душу. Хотя уже очень давно (с
тех пор как угасли последние отблески ее юности, что произошло когда ей
исполнилось двадцать четыре года) она не интересовалась ничем, кроме
денатурата, в ней от рождения жила необъяснимая любовь, - собственно, не к
лошадям, а, как она выражалась, к лошади. Это была неясная и невинная
любовь, но она-то и побудила ее отдать свою руку покойному Альфреду
Хэйрнсу, который в силу экономической необходимости был возчиком, а по
призванию - браконьером. Этот любитель коней был слишком беден, чтобы
держать лошадь. Но с другой стороны он был слишком беден и для того, чтобы
иметь жилище в Лондоне, или двуспальную кровать, или даже костюм...

Шоу, Джордж Бернард (Shaw, George Bernard)   
«Новая игра - воздушный футбол»