В круге первом (т.1)

-- Хорошо, спасибо, Серафима Витальевна. Ты
слышишь, ЛЈвка, -- Антон. С чего б это?
Вызов в кабинет начальника института в десять часов вечера в субботу
был событием чрезвычайным. Хотя Симочка старалась казаться
официально-равнодушной, но взгляд еЈ, как понимал Нержин, выражал тревогу.
И как будто не было возгоравшегося ожесточения! Рубин смотрел на друга
заботливо. Когда глаза его не были искажены страстью спора, они были почти
женственно мягки.
-- Не люблю, когда нами интересуется высшее начальство, -- сказал он.
-- С чего бы? -- пожимал плечами Нержин. -- Уж такая у нас
второстепенная работЈнка, какие-то голоса...
-- Вот Антон нас и наладит скоро по шее. Выйдут нам боком воспоминания
Станиславского и речи знаменитых адвокатов, -- засмеялся Рубин. -- А может
насчЈт артикуляции СемЈрки?
-- Так уж результаты подписаны, отступления нет. На всякий случай, если
я не вернусь...
-- Да глупости!
-- Чего глупости? Наша жизнь такая... СожжЈшь там, знаешь где. -- Глеб
защЈлкнул шторки тумбочек стола, ключи тихо переложил в ладонь Рубину и
пошЈл неторопливой походкой арестанта пятого года упряжки, который потому
никогда не спешит, что от будущего ждЈт только худшего.

--------
10

По красной ковровой дорожке широкой лестницы, безлюдной в этот поздний
час, под сенью медных бра и высокого лепного потолка, Нержин поднялся на
третий этаж, придавая своей походке беспечность, миновал стол вольного
дежурного у городских телефонов и постучал в дверь начальника института
инженер-полковника госбезопасно- {55} сти Антона Николаевича Яконова.
Кабинет был широк, глубок, устлан коврами, обставлен креслами,
диванами, голубел посередине ярко-лазурной скатертью на длинном столе
заседаний и коричнево закруглялся в дальнем углу гнутыми формами письменного
стола и кресла Яконова. В этом великолепии Нержин бывал только несколько раз
и больше на совещаниях, чем сам по себе.
Инженер-полковник Яконов, за пятьдесят лет, ещЈ в расцвете, роста
выдающегося, с лицом, может быть чуть припудренным после бритья, в золотом
пенсне, с мягкой дородностью какого-нибудь Оболенского или Долгорукова, с
величественно-уверенными движениями, выделялся изо всех сановников своего
министерства.
Он широко пригласил:
-- Садитесь, Глеб Викентьич! -- несколько хохлясь в своЈм полуторном
кресле и поигрывая толстым цветным карандашом над коричневой гладью стола.
Обращение по имени-отчеству означало любезность и доброжелательство,
одновременно не стоя инженер-полковнику труда, так как под стеклом у него
лежал перечень всех заключЈнных с их именами-отчествами (кто не знал этого
обстоятельства, поражался памяти Яконова). Нержин молча поклонился, не держа
рук по швам, однако и не размахивая ими, -- и выжидающе сел за изящный
лакированный столик.

Страницы: (281) :  <<  ... 25262728293031323334353637383940 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... О
Независимом Театре слышал, знал, что это один из выдающихся театров, но
никогда в нем не был.
Письмо меня чрезвычайно заинтересовало, тем более что никаких писем я
вообще тогда не получал. Я, надо сказать, маленький сотрудник газеты
"Пароходство". Жил я в то время в плохой, но отдельной комнате в седьмом
этаже в районе Красных ворот у Хомутовского тупика.
Итак, я шел, вдыхая освеженный воздух и размышляя о том, что гроза
ударит опять, а также о том, каким образом Ксаверий Ильчин узнал о моем
существовании, как он разыскал меня и какое дело может у него быть ко мне.
Но сколько я ни раздумывал, последнего понять не мог и наконец остановился
на мысли, что Ильчин хочет поменяться со мной комнатой.
Конечно, надо было Ильчину написать, чтобы он пришел ко мне, раз что
у него дело ко мне, но надо сказать, что я стыдился своей комнаты,
обстановки и окружающих людей. Я вообще человек странный и людей немного
боюсь. Вообразите, входит Ильчин и видит диван, а обшивка распорота и торчит
пружина, на лампочке над столом абажур сделан из газеты, и кошка ходит, а из
кухни доносится ругань Аннушки.
Я вошел в резные чугунные ворота, увидел лавчонку, где седой человек
торговал нагрудными значками и оправой для очков.
Я перепрыгнул через затихающий мутный поток и оказался перед зданием
желтого цвета и подумал о том, что здание это построено давно, давно, когда
ни меня, ни Ильчина еще не было на свете.
Черная доска с золотыми буквами возвещала, что здесь Учебная сцена. Я
вошел, и человек маленького роста с бородавкой, в куртке с зелеными
петлицами, немедленно преградил мне дорогу.
- Вам кого, гражданин? - подозрительно спросил он и растопырил руки,
как будто хотел поймать курицу.
- Мне нужно видеть режиссера Ильчина, - сказал я, стараясь, чтобы
голос мой звучал надменно.
Человек изменился чрезвычайно, и на моих глазах. Он руки опустил по
швам и улыбнулся фальшивой улыбкой.
- Ксаверия Борисыча? Сию минут-с. Пальтецо пожалуйте. Калошек нету?
Человек принял мое пальто с такой бережностью, как будто это было
церковное драгоценное облачение...

Булгаков Михаил Афанасьевич   
«Театральный роман»