В круге первом (т.1)

Голос Яконова, играючи, рокотал. Всегда казалось странным, что этот
барин не имеет изысканного порока грассирования:
-- Вы знаете, Глеб Викентьевич, полчаса назад пришлось мне к слову
вспомнить о вас, и я подумал -- каким, собственно, ветром вас занесло в
Акустическую, к... Ройтману?
Яконов произнЈс эту фамилию с откровенной небрежностью и даже -- перед
подчинЈнным Ройтмана! -- не присовокупив к фамилии звание майора. Плохие
отношения между начальником института и его первым заместителем зашли так
далеко, что не считалось нужным их скрывать.
Нержин напрягся. Разговор, как чуял он, принимал дурной оборот. Вот с
этой же небрежной иронией не тонких и не толстых губ большого рта Яконов
несколько {56} дней назад сказал Нержину, что, может быть, он, Нержин, в
результатах артикуляции и объективен, но отнЈсся к СемЈрке не как к дорогому
покойнику, а как к трупу беззвестного пьяницы, найденного под марфинским
забором. СемЈрка была главная лошадка Яконова, но шла она плохо.
-- ... Я, конечно, очень ценю ваши личные заслуги в науке
артикуляции...
(Издевается!)
-- ... Чертовски жалко, что ваша оригинальная монография напечатана
засекреченным малым тиражом, лишающим вас славы некоего русского Джорджа
Флетчера...
(Нагло издевается!)
-- ... Однако, я хотел бы иметь от вашей деятельности несколько
больший... профит, как говорят англо-саксы. Я преклоняюсь перед абстрактными
науками, но я -- человек деловой.
Инженер-полковник Яконов находился уже на той высоте положения и ещЈ не
в той близости к Вождю Народов, при которых мог разрешить себе роскошь не
скрывать ума и не воздерживаться от своеобычных суждений.
-- Ну, так-таки вас спросить откровенно -- ну что вы там сейчас
делаете, в Акустической?
Нельзя было придумать вопроса беспощаднее! Яконову просто некогда было
за всем доспеть, он бы раскусил.
-- Какого чЈрта вам заниматься этой попугайщиной -- "стыр", "смыр"? Вы
-- математик? Универсант? Оглянитесь.
Нержин оглянулся и привстал: в кабинете их было не двое, а трое!
Навстречу Нержину с дивана поднялся скромный человек в гражданском, в
чЈрном. Круглые светлые очки поблескивали перед его глазами. В щедром
верхнем свете Нержин узнал Петра Трофимовича ВеренЈва, довоенного доцента в
своЈм Университете. Однако, по привычке, выработанной в тюрьмах, Нержин
смолчал и не выказал никакого движения, полагая, что перед ним --
заключЈнный и опасаясь ему повредить поспешным узнанием. ВеренЈв улыбался,
но тоже казался смущЈнным. Голос Яконова успокоительно рокотал:
-- Воистину, в секте математиков завидный ритуал сдержанности.
Математики мне всю жизнь казались каки- {57} ми-то розенкрейцерами, я всегда
жалел, что не пришлось приобщиться к их таинствам.

Страницы: (281) :  <<  ... 26272829303132333435363738394041 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... И потому пусть не садится за это
пиршество тот, у кого органы к тому не приспособлены, ибо нет у него ни
зубов, ни языка, ни неба, а также и ни один из приспешников порока, ибо
желудок его полон ядовитых соков, вредных настолько, что никаких яств он
никогда не мог бы принять. Но пусть придет сюда всякий, кого семейные и
гражданские заботы не лишили человеческого голода, и сядет за одну трапезу
вместе с другими, подобными ему неудачниками; и пусть у ног их расположатся
все те, кто по нерадивости сделались недостойными более высоких мест; и
пусть и те и другие примут мое угощение вместе с тем хлебом, который
позволит им и отведать его и переварить. Угощение же на этом пиру будет
распределено на четырнадцать канцон7, посвященных как любви, так и
добродетели, которые без предлагаемого ныне хлеба остались бы темны и
непонятны, и многим их красота могла бы понравиться больше, чем содержащееся
в них добро. Однако хлеб этот, то есть истолкование, будет тем светом,
который обнаружит каждый оттенок их смысла.
Если в настоящем сочинении, которое называется "Пиром" -- и пусть оно
так называется,-- изложение окажется более зрелым, чем в "Новой Жизни", я
этим ни в коей мере не собирался умалить первоначальное мое творение, но
лишь как можно больше помочь ему, видя, насколько разумно то, что "Новой
Жизни" подобает быть пламенной и исполненной страстей, а "Пиру" -- умеренным
и мужественным. В самом деле, одно надлежит говорить и делать в одном
возрасте, а другое -- в другом. Поведение уместное и похвальное в одном
возрасте бывает постыдным и предосудительным в другом8, что и будет
обосновано ниже, в четвертом трактате этой книги9. В прежнем моем
произведении я повествовал, будучи на рубеже молодости, а в этом -- уже
миновав его. И так как истинное мое намерение отличалось от кажущегося при
поверхностном ознакомлении с упомянутыми канцонами, я ныне собираюсь
раскрыть их аллегорический смысл после уже поведанного буквального смысла...

Данте Алигьери (Dante Alighieri)   
«Трактаты: Пир»