В круге первом (т.1)

На шарашках, в этих полубархатных заведениях, куда, казалось, не
проникал зубовный скрежет лагерной борьбы за существование, издавна было
достойно учреждено начальством: в случае успеха разработки ближайшие к ней
зэки получали всЈ -- свободу, чистый паспорт, квартиру в Москве; остальные
же не получали ничего -- ни дня скидки со сроку, ни ста граммов водки в
честь победителей.
Середины не было.
Поэтому арестанты, наиболее усвоившие ту особенную лагерную цепкость, с
которой, кажется, зэк может ногтями удержаться на вертикальном зеркале, --
самые цепкие арестанты старались попасть в СемЈрку, чтоб из неЈ выскочить на
волю.
Так попал сюда жестокий инженер Маркушев, прыщеватое лицо которого
дышало готовностью умереть за идеи инженер-полковника Яконова. Так попали и
другие, того же духа.
Но проницательный Яконов выбирал в СемЈрку и из тех, кто не
напрашивался. Таков был инженер Амантай Булатов, казанский татарин в больших
роговых очках, прямодушный, с оглушающим смехом, осуждЈнный на десять лет за
плен и за связи с врагом народа Мусой Джа- {70} лилем. (В шутку Амантая
считали старейшим работником фирмы, ибо, кончив радиоинститут в июне сорок
первого года и брошенный в месиво смоленского направления, он как татарин
был извлечЈн немцами из лагеря военнопленных и начал свою производственную
практику в цехах этой самой фирмы "Лоренц", когда еЈ руководители ещЈ
подписывались в письмах "mit Heil Hitler!"). Таков был и Андрей Андреевич
Потапов, специалист совсем не по слабым токам, а по сверхвысоким напряжениям
и строительству электростанций. На шарашку Марфино он попал по ошибке
неосведомленного чиновника, отбиравшего карточки в картотеке ГУ Лага. Но,
будучи истинным инженером и беззаветным работягой, Потапов в Марфино быстро
развернулся и стал незаменимым при аппаратуре наиболее точных и сложных
радио-измерений.
ЕщЈ тут был инженер Хоробро'в, большой знаток радио. В группу №7 он был
назначен с самого начала, когда она была рядовая группа. Последнее время он
тяготился СемЈркой, никак не включался в еЈ бешеный темп -- и Мамурин тоже
тяготился им.
Наконец долгоруким молниевидным спецнарядом сюда, в марфинскую СемЈрку,
был доставлен из-под Салехарда, из бригады усиленного режима каторжного
лагеря мрачный арестант и гениальный инженер Александр Бобынин -- и сразу
поставлен надо всеми. Бобынин был взят из самого зева смерти. Бобынин был
первый кандидат на освобождение в случае успеха. Поэтому он работал, тянул и
после полуночи, но с таким презрительным достоинством, что Мамурин боялся
его и ему одному не смел делать замечаний.
СемЈрка была такая же комната, как Акустическая, только этажом над ней.
Так же она была заставлена аппаратурой и смешанной мебелью, только не было в
еЈ углу одоробла акустической будки.

Страницы: (281) :  <<  ... 36373839404142434445464748495051 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...' After a moment, he standing,
drinking water, she like a crystal witch over the caramel brew
bubbling like a prehistoric mudpot on the stove, she said, 'Oh, I must
light the pumpkins!' and she rushed to the living room to make the
pumpkins smile with light. He came after, smiling, 'I must get my
pipe.' 'Oh, the cider!' she had cried, running to the dining room.
'I'll check the cider,' he had said. But when he tried following she
ran to the bathroom and locked the door.
He stood outside the bathroom door, laughing strangely and
senselessly, his pipe gone cold in his mouth, and then, tired of the
game, but stubborn, he waited another five minutes. There was not a
sound from the bath. And lest she enjoy in any way knowing that he
waited outside, irritated, he suddenly jerked about and walked
upstairs, whistling merrily.
At the top of the stairs he had waited. Finally he had heard the
bathroom door unlatch and she had come out and life below-stairs and
resumed, as life in a jungle must resume once a terror has passed on
away and the antelope return to their spring.
Now, as he finished his bow-tie and put his dark coat there was a
mouse-rustle in the hall. Marion appeared in the door, all skeletons
in her disguise.
'How do I look, Papa?'
'Fine!'
From under the mask, blonde hair showed. From the skull sockets
small blue eyes smiled. He sighed. Marion and Louise, the two silent
denouncers of his virility, his dark power. What alchemy had there
been in Louise that took the dark of a dark man and bleached the dark
brown eyes and black hair and washed and bleached the ingrown baby all
during the period before birth until the child was born, Marion,
blonde, blue-eyed, ruddy-cheeked? Sometimes he suspected that Louise
had conceived the child as an idea, completely asexual, an immaculate
conception of contemptuous mind and cell. As a firm rebuke to him she
had produced a child in her own image, and, to top it, she had somehow
fixed the doctor so he shook his head and said, 'Sorry, Mr Wilder,
your wife will never have another child...

Рэй Брэдбери (Ray Bradbury)   
«The October Game»