В круге первом (т.1)

Яконов по несколько раз на дню бывал в СемЈрке, поэтому приход его не
воспринимался тут как приход большого начальства. Только Маркушев и другие
угодники выдвинулись вперЈд и захлопотали ещЈ радостней и быстрей, да
Потапов, чтобы закрыть видимость, добавил частотомер -- в просвет, на
многоэтажный стеллаж приборов, отгораживающий его от остальной лаборатории.
Он {71} свою работу выполнял без рывков, с долгами всеми был разочтЈн, и
сейчас мирно ладил портсигар из прозрачной красной пластмассы,
предназначенный на завтрашнее утро в подарок.
Мамурин поднялся навстречу Яконову как равный к равному. Он был не в
синем комбинезоне простых зэков, а в костюме дорогой шерсти, но и этот наряд
не красил его измождЈнного лица и костлявой фигуры.
То, что было сейчас изображено на его лимонном лбу и бескровных губах
нежильца на этом свете, условно означало и было воспринято Яконовым как
радость:
-- Антон Николаич! Перестроили на каждый шестнадцатый импульс -- и
гораздо лучше стало. Вот послушайте, я вам почитаю.
"Почитать" и "послушать" -- это была обычная проба качества телефонного
тракта: тракт менялся по несколько раз в день -- добавкой, или устранением,
или заменой какого-нибудь звена, а устраивать каждый раз артикуляцию было
громоздко, невдоспех за конструктивными мыслями инженеров, да и расчЈта не
было получать грубые цифры от этой недружелюбной науки, захваченной
ройтмановским выкормышем Нержиным.
Привычно подчинЈнные единой мысли, ничего не спрашивая и не объясняя,
Мамурин пошЈл в дальний угол комнаты и там, отвернувшись, прижав трубку к
скуле, стал читать в телефон газету, а Яконов около стойки с панелями надел
наушники, включЈнные на другом конце тракта, и стал слушать. В наушниках
творилось нечто ужасное: звуки разрывались тресками, грохотами, визжанием.
Но как мать с любовью вглядывается в уродства своего детЈныша, так Яконов не
только не сдЈргивал телефонов со страдающих ушей, но плотнее вслушивался и
находил, что это ужасное было как будто лучше того ужасного, которое он
слышал перед обедом. Речь Мамурина была вовсе не живая разговорная речь, а
размеренное нарочито-чЈткое чтение, к тому же Мамурин читал статью о
наглости югославских пограничников и о распоясанности кровавого палача
Югославии Ранковича, превратившего свободолюбивую страну в сплошной
застенок, -- поэтому Яконов легко угадывал недослышанное, понимал, что это
-- угадка, и забывал, что это угадка, и всЈ более утверждался, что слы- {72}
шимость с обеда стала лучше.
И ему хотелось поделиться с Бобыниным. Грузный, широкоплечий, с
головой, демонстративно остриженной наголо, хотя на шарашке разрешались
любые причЈски, Бобынин сидел неподалеку. Он не обернулся при входе Яконова
в лабораторию и, склонясь над длинной лентой фото-осциллограммы, мерил
остриями измерителя.

Страницы: (281) :  <<  ... 37383940414243444546474849505152 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...96] суждение не будет ложным: Бог желает того, чего он
не желает; но ложность такого суждения превосходит всякую меру. А то, что
сказанное нами есть истина, я разъясняю так. Очевидно, что Бог желает
существования цели природы, иначе небо двигалось бы напрасно, а этого утверждать
нельзя. Если бы Бог желал существования помехи цели, он желал бы и существования
цели помехи, иначе его желание было бы также напрасным. Но, так как целью помехи
является несуществование вещи, испытывающей эту помеху, следовало бы, что Бог
желал бы несуществования цели природы, о которой утверждается, что он ее желает.
В самом деле, если бы у Бога отсутствовало желание помехи цели, то, поскольку
оно отсутствовало бы, из этого отсутствия желания [non velle] вытекало бы, что
он никак не заботился бы о помехе, о ее существовании или несуществовании. Но
тот, кто не заботится о помехе, не заботится и о вещи, способной испытывать эту
помеху, а следовательно, он не делает ее предметом своего желания; относительно
же того, что не является предметом его желания [non habet in volun-tate], т.е.
относительно кого у него желание отсутствует [non vult]. Вот почему, если цель
природы способна испытывать помеху (а это возможно), то по необходимости
следует, что у Бога отсутствует желание цели природы, и тогда получается ранее
сказанное, а именно, что Бог желает [velle] то, относительно чего у [c.97] него
желание отсутствует [non vult]. Итак, приведенный принцип является совершенной
истиной, коль скоро из противоречащего ему суждения вытекают столь великие
абсурды8.
III. Приступая к нашему вопросу, следует заметить, что истина первого вопроса
должна была быть раскрываема больше для того, чтобы упразднить неведение, чем
для того, чтобы упразднить спор: то, что составляло предмет второго вопроса,
относилось одинаково и к неведению, и к спору. Ведь существует многое, чего мы
не знаем, но о чем мы и не заводим спора; в самом деле, геометр не знает
квадратуры круга, но и не заводит о ней спора; богослов не знает числа ангелов,
но и не заводит спора о нем; египтянину неведома гражданственность скифов, но на
этом основании он не вступает в прения об их гражданственности...

Данте Алигьери (Dante Alighieri)   
«Монархия (3-я книга)»