В круге первом (т.1)

Сталин оглядывался трезвыми непредвзятыми глазами. И обдумывал. И ясно
понял, что такую важную революцию эти фразЈры загубят. И только он один,
Сталин, может еЈ верно направить. По чести, по совести, только он один был
тут настоящий руководитель. Он беспристрастно сравнивал себя с этими
кривляками, попрыгунами, и ясно видел своЈ жизненное превосходство, их
непрочность, свою устойчивость. Ото всех них он отличался тем, что понимал
людей. Он там их понимал, где они соединяются с землЈй, где базис, в том
месте их понимал, без которого они не стоят, не устоят, а что выше, чем
притворяются, чем красуются -- это надстройка, ничего не решает.
Верно, у Ленина был орлиный полЈт, он мог просто удивить: за одну ночь
повернул -- "земля -- крестьянам!" (а там посмотрим), в один день придумал
Брестский мир (ведь не то, что русскому, даже грузину больно пол-России
немцам отдать, а ему не больно!). Уж о НЭПе совсем не говори, это хитрей
всего, таким манЈврам и поучиться не стыдно.
Что в Ленине было выше всего, сверхзамечательно: он крепчайше держал
реальную власть только в собственных руках. Менялись лозунги, менялись темы
дискуссий, менялись союзники и противники, а полная власть оставалась только
в собственных руках!
Но не было в этом человеке -- настоящей надЈжности, предстояло ему
много горя со своим хозяйством, запутаться в нЈм. Сталин верно чувствовал в
Ленине хлипкость, перебросчивость, наконец плохое понимание людей, никакое
не понимание. (Он по самому себе это проверил: каким хотел боком --
поворачивался, и с этого только боку Ленин его видел.) Для тЈмной
рукопашной, какая есть истинная политика, этот человек не был годен. Себя
ощущал Сталин устойчивей и твЈрже Ленина настолько, насколько шестьдесят
шесть градусов туруханской широты крепче пятидесяти четырЈх градусов
шушенской. И что испытал в жизни этот книжный теоретик? Он не прошЈл низкого
звания, унижений, нищеты, прямого голода: хоть плохенький был, да помещик.
Он из ссылки ни разу не уходил, такой примерный! {131} Он тюрем настоящих не
видел, он и России самой не видел, он четырнадцать лет проболтался по
эмиграциям. Что тот писал -- Сталин больше половины не читал, не предполагал
набраться умного. (Ну, бывали у него и замечательные формулировки. Например:
"Что такое диктатура? Неограниченное правительство, не сдерживаемое
законами." Написал Сталин на полях: "Хорошо!") Да если бы был у Ленина
настоящий трезвый ум, он бы с первых дней ближе всех приблизил Сталина, он
бы сказал: "Помоги! Я политику понимаю, классы понимаю -- живых людей не
понимаю!" А он не придумал лучше, как заслать Сталина каким-то
уполномоченным по хлебу, куда-то в угол России. Самый нужный был ему в
Москве человек -- Сталин, а он его в Царицын послал.

Страницы: (281) :  <<  ... 78798081828384858687888990919293 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Какие-то птицы водонепроницаемой породы
неудержимо хохотали надо мной, и я наконец-то понял, почему на птиц так
рьяно охотятся. Затем дорога свернула в сосновый бор, украшенный роскошным
ковром из мокрого мха и надписями, предупреждавшими, что это частное
владение и посторонним вход в него строго запрещен под угрозой судебного
преследования. Право же, стоит проехать тридцать миль ради того, чтобы
какой-то самодур помещик заставил вас повернуть обратно. Рукава у меня уже
насквозь промокли и липли к запястьям, как холодный компресс. Я растопырил
руки, чтобы по возможности избежать неприятного ощущения, посмотрел вниз
на свои негнущиеся колени, и с полей моей шляпы на них тотчас обрушилась
целая пинта дождевой воды и черной краски. Я расхохотался так, как, должно
быть, хохотали колесуемые преступники при втором повороте колеса. Еще
одна-две мили утомительной ходьбы по колено в грязи, и я подошел к окраине
деревни, где стремительно несла свои воды небольшая речка, через которую
был перекинут мост наподобие готической арки, так что лошади сначала
напрягали все силы, чтобы втащить на него повозку, а потом на скользком
крутом спуске - чтобы затормозить ее.
Это и был Тилфорд, селение, насколько я мог судить, совершенно
необитаемое, если не считать одного человека, чей угрюмый взгляд яснее
всяких слов спрашивал: какого черта мне здесь надо? Тут меня ждал подъем
еще на один холм, между молитвенным домом и церковью, а затем - открытый
участок дороги, где дождь и ветер могли напоследок исхлестать меня без
всяких помех. Солт ошибается, полагая, что живет в Тилфорде, - на самом
деле он живет значительно дальше, и я уже собирался повернуть назад, пока
еще был в состоянии добраться до Лондона, но тут он приветствовал меня с
порога своего дома восторженным возгласом: "А вот и он!" - и просиял такой
счастливой улыбкой, словно мой вид не оставлял желать ничего лучшего, а
Тилфорд оправдал все похвалы в свой адрес...

Шоу, Джордж Бернард (Shaw, George Bernard)   
«Воскресный день среди холмов Суррея»