В круге первом (т.1)

..
И на всю Гражданскую Ленин устроился сидеть в Кремле, он себя берЈг. А
Сталину досталось три года кочевать, по всей стране гонять, когда трястись
верхом, когда в тачанке, и мЈрзнуть, и у костра греться. Ну, правда, Сталин
любил себя в эти годы: как бы молодой генерал без звания, весь подтянутый,
стройный; фуражка кожаная со звЈздочкой; шинель офицерская двубортная,
мягкая, с кавалерийским разрезом -- и не застЈгнута; сапожки хромовые,
сшитые по ноге; лицо умное, молодое, чисто-побритое, и только усы литые, ни
одна женщина не устоит (да и своя жена третья -- красавица).
Конечно, сабли он в руки не брал и под пули не лез, он дороже был для
Революции, он не мужик БудЈнный. А приедешь в новое место -- в Царицын, в
Пермь, в Петроград, -- помолчишь, вопросы задашь, усы поправишь. На одном
списке напишешь "расстрелять", на другом списке напишешь "расстрелять" --
очень тогда люди тебя уважать начинают.
Да и правду говоря, показал он себя как великий военный, как создатель
победы.
Вся эта шайка, которая наверх лезла, Ленина обступала, за власть
боролась, все они очень умными себя представляли, и очень тонкими, и очень
сложными. Именно сложностью своей они бахвалились. Где было дважды два
четыре, они всем хором галдели, что ещЈ одна десятая и две сотых. Но хуже
всех, но гаже всех был -- Троцкий. Просто такого мерзкого человека за всю
жизнь Сталин не {132} встречал. С таким бешеным самомнением, с такими
претензиями на красноречие, а никогда честно не спорил, не бывало у него
"да" -- так "да", "нет" -- так "нет", обязательно: и так -- и так, ни так --
ни так! Мира не заключать, войны не вести -- какой разумный человек может
это понять? А заносчивость? Как сам царь, в салон-вагоне мотался. Да куда же
ты в главковерхи лезешь, если у тебя нет стратегической жилки?
До того жЈг и пЈк этот Троцкий, что в борьбе с ним на первых порах
Сталин сорвался, изменил главному правилу всякой политики: вообще не
показывать, что ты ему враг, вообще не обнаруживать раздражения. Сталин же
открыто ему не подчинялся, и в письмах ругал, и устно, и жаловался Ленину,
не пропускал случая. И как только он узнавал мнение, решение Троцкого по
любому вопросу -- сейчас же выдвигал, почему должно быть совсем наоборот. Но
так нельзя победить. И Троцкий вышибал его как городошной палкой под ноги:
выгнал его из Царицына, выгнал с Украины. А однажды получил Сталин суровый
урок, что не все средства в борьбе хороши, что есть запретные приЈмы: вместе
с Зиновьевым они пожаловались в Политбюро на самоуправные расстрелы
Троцкого. И тогда Ленин взял несколько чистых бланков, по низам расписался
"одобряю и впредь!" -- и тут же при них Троцкому передал для заполнения.
Наука! Стыдно! На что жаловался?! Нельзя даже в самой напряжЈнной
борьбе апеллировать к благодушию.

Страницы: (281) :  <<  ... 79808182838485868788899091929394 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Квадратная
башня, главная цитадель замка, сооружена была еще при герцогах Нормандских
[Нормандия была самостоятельным герцогством в X-XI веках]. Затем к суровой
твердыне стали присоединяться башенки с изящными зубцами, с резными
оконницами, и вся эта резьба по камню с годами плодилась и умножалась.
Наконец, длинная галерея с готическими окнами, построенная в конце
царствования Людовика XII и в начале правления Франциска I [Людовик XII -
король Франции (1498-1515); Франциск I - король Франции (1515-1547), отец
Генриха II (1547-1559)], завершила собою многовековое нагромождение.
Но вот путники наши подошли к главным воротам.
Странная вещь! Вот уже пятнадцать лет у этого великолепного замка не
было владельца. Старый управляющий все еще взимал арендную плату, а слуги,
уже постаревшие, все еще поддерживали порядок в замке, каждое утро отпирая
ворота, словно в ожидании прихода хозяина, и каждый вечер их запирая, словно
хозяин отложил свое возвращение до утра.
Управляющий принял обоих посетителей с тем дружелюбием, с каким
относились все к этой женщине, и с тем почтением, какое все, по-видимому,
питали к этому юноше.
- Господин Элио, - обратилась к нему женщина, - не позволите ли вы нам
войти в замок? Мне нужно кое-что сказать господину Габриэлю, - показала она
на юношу, - а сказать ему это я могу только в парадном зале.
- Какие могут быть разговоры, госпожа Алоиза! Конечно, входите, -
сказал Элио, - и где угодно скажите молодому господину все, что у вас на
сердце.
Они миновали караульную, прошли по галерее и вошли наконец в парадный
зал.
Он был обставлен точно так же, как и в тот день, когда его покинул
последний владелец. Но в этот зал, где некогда собиралась вся нормандская
знать, уже пятнадцать лет никто не входил, кроме слуг.
Вот в него-то и вошел не без волнения Габриэль (читатель, надеемся, не
забыл, что так назвала женщина молодого человека)...

Дюма Александр (Alexandre Dumas)   
«Две Дианы»