В круге первом (т.2)

(Громкость аргу- {149} ментов самому ему, как стороннику власти, не
угрожала.)
-- Ты и в бесклассовое общество войдЈшь, так не узнаешь его от
ненависти!
-- Но сейчас, сейчас -- бесклассовое? Один раз договори! Один раз -- не
увЈртывайся! Класс новый, класс правящий -- есть или нет?
Ах, как трудно было Рубину ответить именно на этот вопрос! Потому что
Рубин и сам видел этот класс. Потому что укоренение этого класса лишило бы
революцию всякого и единственного смысла.
Но ни тени слабости, ни промелька колебания не пробежало по
высоколобому лицу правоверного.
-- А социально -- он отграничен? -- кричал Рубин.
-- Разве можно чЈтко указать, кто правит, а кто подчиняется?
-- Мо-ожно! -- полным голосом отдавал и Сологдин.
-- Фома, Антон, Шишкин-Мышкин правят, а мы...
-- Но разве есть устойчивые границы? Наследство недвижимости? ВсЈ --
служебное! Сегодня -- князь, а завтра -- в грязь, разве не так?
-- Так тем хуже! Если каждый член может быть низвергнут -- то как ему
сохраниться? -- "что прикажете завтра?" Дворянин мог дерзить власти как
хотел -- рождения отнять невозможно!
-- Да уж твои любимые дворянчики! -- вон, Сиромаха!
(Это был на шарашке премьер стукачей.)
-- Или купцы? -- тех рынок заставлял соображать, быстро поворачиваться!
А ваших -- ничто! Нет, ты вдумайся, что это за выводок! -- понятия о чести у
них нет, воспитания нет, образования нет, выдумки нет, свободу -- ненавидят,
удержаться могут только личной подлостью...
-- Да надо же иметь хоть чуть ума, чтобы понять, что группа эта --
служебная, временная, что с отмиранием государства...
-- Отмирать? -- взвопил Сологдин. -- Сами?
Не захотят! Добровольно? Не уйдут, пока их -- по шее! Ваше государство
создано совсем не из-за толстосумного окружения! А -- чтобы жестокостью
скрепить свою противоестественность! И если б вы остались на Земле одни --
вы б своЈ государство ещЈ и ещЈ укрепляли бы! {150}
У Сологдина за спиною мглилась многолетняя подавленность, многолетний
скрыв. Тем большее высвобождение было -- открыто швырять свои взгляды
доступному соседу, и вместе с тем убеждЈнному большевику и, значит, за всЈ
ответственному.
Рубин же от первой камеры фронтовой контрразведки и потом во всей
веренице камер бесстрашно вызывал на себя всеобщее исступление гордым
заявлением, что он -- марксист, и от взглядов своих не откажется и в тюрьме.
Он привык быть овчаркою в стае волков, обороняться один против сорока и
пятидесяти. Его уста запекались от бесплодности этих столкновений, но он
обязан, обязан был объяснять ослеплЈнным их ослепление, обязан был бороться
с камерными врагами за них самих, ибо они в большинстве своЈм были не враги,
а простые советские люди, жертвы Прогресса и неточностей пенитенциарной
системы.

Страницы: (271) :  <<  ... 949596979899100101102103104105106107108109 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Пережил я примерно то же, что, если
верить книгам, переживают после своей инициации
приобщившиеся к дзэн-буддизму. Для этого мне
нужно было пропитаться отвращением к знанию,
понять тщету всего и все сокрушить, изведать
безнадежность, потом смириться и, так сказать, самому себе
поставить летальный диагноз, и лишь тогда я
вернул ощущение собственной личности. Мне
пришлось подойти к самому краю и прыгнуть -- в
темноту.

Я упомянул о Реальности, но ведь я знаю,
что приблизиться к ней невозможно, иначе как
посредством писательства. Я теперь меньше познаю
и больше понимаю, -- но каким-то особенным,
незаконным способом. Все увереннее удается мне.
овладеть даром непосредственности. Во мне
развивается способность постигать, улавливать,
анализировать, соединять, давать имя,
устанавливать факты, выражать их, -- причем все
сразу. То, что составляет структуру вещей, теперь
легче открывается моему глазу. Инстинктивно я
избегаю всех четких истолкований: чем они проще,
тем глубже настоящая тайна. А то, что мне ведомо, становится все более неизъяснимым.
Мною движет убежденность, которая не нуждается в
доказательствах, равно как вере. Я живу для
одного себя, но себялюбия или эгоизма в этом нет и
следа. Я всего лишь стараюсь прожить то, что мне
отпущено, и тем самым помогаю равновесию вещей в
мире. Помогаю движению, нарождению, умиранию,
изменению, свершающимся в космосе, и делаю это
всеми средствами, день за днем. Отдаю все, чем
располагаю. Отдаю в охотку, но и вбираю сам, -- все,
что способен вместить. Я и венценосец, и пират. Я
символ равенства, олицетворение Весов, ставших
самостоятельным знаком, когда Дева отделилась от
Скорпиона. На мой взгляд, в мире более чем
достаточно места для каждого, ведь сколько их,
этих бездонных провалов между текущими
мгновениями, и великих вселенных, населенных
одним-единственным индивидуумом, и огромных
островов, на которых обретшие собственную
личность вольны ее совершенствовать как
заблагорассудится...

Миллер Валентин Генри   
«Размышление о писательстве»