В круге первом (т.2)

-- Позор! Тебе --
позор! Сколько прошло людей в Бутырках, вспомни -- Громов, Ивантеев, Яшин,
Блохин, они говорили тебе трезвые вещи, они из жизни своей тебе всЈ
рассказывали -- так разве ты их слушал? А здесь? Вартапетов, потом этот, как
его...
-- Кто-о? Зачем я их буду слушать? ОслеплЈнные люди! Они же просто
воют, как зверь, у которого лапу ущемили. Неудачу собственной жизни они
истолковывают как крах социализма. Их обсерватория -- камерная параша, {152}
их воздух -- ароматы параши, у них -- кочка зрения, а не точка!
-- Но кто же, кто же те, кого ты способен слушать?
-- МолодЈжь! МолодЈжь -- с нами! А это -- будущее!
-- Мо-ло-дЈжь?! Да придумали вы себе! Она -- чихать хотела на ваши...
светлообразы! -- (Значило -- идеалы.)
-- Да как ты смеешь судить о молодЈжи?! Я с молодЈжью вместе воевал на
фронте, ходил с ней в разведку, а ты о ней от какого-нибудь задрипанного
эмигрантишки на пересылке слышал? Да как может быть молодЈжь безыдейна, если
в стране -- десятимиллионный комсомол?
-- Ком-со-мол??.. Да ты -- слабоумный! Ваш комсомол -- это только
перевод твердо-уплотнЈнной бумаги на членские книжки!
-- Не смей! Я сам -- старый комсомолец! Комсомол был -- наше знамя!
наша совесть! романтика, бескорыстие наше -- вот был комсомол!
-- Бы-ыл! Был да сплыл!
-- Наконец, кому я говорю? Ведь в тех же годах комсомольцем был и ты!
-- И я за это довольно поплатился! Я наказан за это! Мефистофельское
начало! -- всякого, кто коснЈтся его... Маргарита! -- потеря чести! смерть
брата! смерть ребЈнка! безумие! гибель!
-- Нет, подожди! нет, не Маргарита! Не может быть, чтоб у тебя от тех
комсомольских времЈн ничего не осталось в душе!
-- Вы, кажется, заговорили о душе? Как изменилась ваша речь за двадцать
лет! У вас и "совесть", и "душа", и "поруганные святыни"... А ну-ка бы ты
эти словечки произнЈс в твоЈм святом комсомоле в двадцать седьмом году! А?..
Вы растлили всЈ молодое поколение России...
-- Судя по тебе -- да!
-- ... А потом принялись за немцев, за поляков...
И дальше, и дальше они неслись, уже теряя расстановку доводов, связь
мыслей последующих и предыдущих, совсем не видя и не ощущая этого коридора,
где оставалось только два остобеселых шахматиста за доской да непродорно
кашляющий старый куряка-кузнец и где так {153} видны были их встревоженные
размахивания рук, воспламенЈнные лица да под углом друг к другу выставленные
большая чЈрная борода и аккуратненькая белокурая.
-- Глеб!..
-- Глеб!.. -- наперебой позвали они, увидев, как с лестницы от уборной
вышли Спиридон и Нержин.
Они звали Глеба, каждый в нетерпеливом ожидании удвоить свою
численность. Но он и сам уже направлялся к ним, в тревоге от их возгласов и
размахивания. Даже и не слыша ни слова, со стороны, и дурак бы догадался,
что тут завелись о большой политике.

Страницы: (271) :  <<  ... 96979899100101102103104105106107108109110111 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Где теперь, как нас мудрец наставил,
Мертвый шар в пространстве раскален,
Там в тиши величественной правил
Колесницей светлой Аполлон.
Здесь, на высях, жили ореады,
Этот лес был сенью для дриад,
Там из урны молодой наяды
Бил сребристый водопад.

Этот лавр был нимфою молящей,
В той скале дочь Тантала молчит,
Филомела плачет в темной чаще,
Стон Сиринги в тростнике звучит;
Этот ключ унес слезу Деметры
К Персефоне, у подземных рек;
Зов Киприды мчали эти ветры
Вслед отшедшему навек.

В те года сынов Девкалиона
Из богов не презирал никто;
К дщерям Пирры с высей Геликона
Пастухом спускался сын Лето.
И богов, и смертных, и героев
Нежной связью Эрос обвивал,
Он богов, и смертных, и героев
К аматунтской жертве звал.

Не печаль учила вас молиться,
Хмурый подвиг был не нужен вам;
Все сердца могли блаженно биться,
И блаженный был сродни богам.
Было все лишь красотою свято,
Не стыдился радостей никто
Там, где пела нежная Эрато,
Там, где правила Пейто.

Как дворцы, смеялись ваши храмы;
На истмийских пышных торжествах
В вашу честь курились фимиамы,
Колесницы подымали прах.
Стройной пляской, легкой и живою,
Оплеталось пламя алтарей;
Вы венчали свежею листвою
Благовонный лен кудрей.

Тирсоносцев радостные клики
И пантер великолепный мех
Возвещали шествие владыки:
Пьяный Фавн опережает всех;
Перед Вакхом буйствуют менады,
Прославляя плясками вино;
Смуглый чашник льет волну отрады
Всем, в чьем кубке сухо дно.

Охранял предсмертное страданье
Не костяк ужасный. С губ снимал
Поцелуй последнее дыханье,
Тихий гений факел опускал.
Даже в глуби Орка неизбежной
Строгий суд внук женщины творил,
И фракиец жалобою нежной
Слух эриний покорил.

В Елисейских рощах ожидала
Сонмы теней радость прежних дней;
Там любовь любимого встречала,
И возничий обретал коней;
Лин, как встарь, былую песнь заводит,
Алкестиду к сердцу жмет Адмет,
Вновь Орест товарища находит,
Лук и стрелы - Филоктет.

Выспренней награды ждал воитель
На пройденном доблестно пути,
Славных дел торжественный свершитель
В круг блаженных смело мог войти...

Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих (Johann Christoph Friedrich Schiller)   
«Боги Греции»