В круге первом (т.2)

Но надзиратель, стоя у верха трапа, не пустил его.
Рубин стоял у низа трапа, в цементной яме, куда однако, тоже перепало
снега и тянуло свежим воздухом. Здесь, внизу, он сделал три медленных
круговых движения руками с глубокими вздохами, затем собрал со дна ямы
снегу, натЈр им лицо и поплЈлся в тюрьму.
Туда же пошЈл и проголодавшийся бодрый Спиридон, уже расчистивший
дорогу для машин до самой вахты.
В штабе тюрьмы два лейтенанта -- сменяющийся, с квадратными усиками, и
новозаступающий лейтенант Жвакун, вскрыли пакет и знакомились с оставленным
им приказом майора Мышина. {189}
Лейтенант Жвакун -- грубый широмордый непроницаемый парень, во время
войны в старшинском звании служил палачом дивизии (называлось "исполнитель
при военном трибунале") и оттуда выслужился. Он очень дорожил своим местом в
Спецтюрьме №1 и, не блеща грамотностью, дважды перечЈл распоряжение Мышина,
чтобы ничего не спутать.
Без десяти девять они пошли по комнатам делать поверку и всюду
объявили, как было велено:
"Всем заключЈнным в течение трЈх дней сдать майору Мышину перечень
своих прямых родственников по форме: номер по порядку, фамилия, имя,
отчество родственника, степень родства, место работы и домашний адрес.
Прямыми родственниками считаются: мать, отец, жена зарегистрированная,
сын и дочь от зарегистрированного брака. Все остальные -- братья, сестры,
тЈтки, племянницы, внуки и бабушки считаются родственниками непрямыми.
С 1-го января переписка и свидания будут дозволяться только с прямыми
родственниками, которых укажет в перечне заключЈнный.
Кроме того, с 1-го января размер ежемесячного письма устанавливается --
не больше одного развЈрнутого тетрадного листа."
Это было так худо и так неумолимо, что разум неспособен был охватить
объявленное. И поэтому не было ни отчаяния, ни возмущения, а только
злобно-насмешливые выкрики сопутствовали Жвакуну:
-- С Новым годом!
-- С новым счастьем!
-- Ку-ку!
-- Пишите доносы на родственников!
-- А сыщики сами найти не могут?
-- А размер букв почему не указан? Какой размер буквы?
Жвакун, пересчитывая наличие голов, одновременно старался запомнить,
кто что кричал, чтобы потом доложить майору.
Впрочем, заключенные всегда недовольны, делай им хоть хорошо, хоть
плохо...

{190}

--------
75

УдручЈнные, расходились на работу зэки.
Даже те из них, кто сидел давно, -- и те были ошеломлены жестокостью
новой меры. Жестокость здесь была двойная. Одна -- что сохранить тонкую
живительную ниточку связи с родными отныне можно было только ценой
полицейского доноса на них. А ведь многим из них на воле ещЈ удавалось
скрыть, что они имеют родственников за решЈткой -- и только это обеспечивало
им работу и жильЈ.

Страницы: (271) :  <<  ... 121122123124125126127128129130131132133134135136 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Он говорит, что от переутомления
гибнет столько людей, что никакими благими целями этого нельзя оправдать.
Он утверждает, что именно переутомление погубило Пэнси, умершего у него на
руках три года тому назад. Разумеется, у него есть право утверждать это
безапелляционно, и он просто-напросто смеется над моей теорией, что у Пэнси
в голове была щель, через которую туда проникла нечистая сила, и что она-то
и прикончила его. "Пэнси свихнулся, - говорит Хезерлег, - оттого, что ему
слишком долго не давали отпуска и он не имел возможности поехать домой. А
поступил ли он на самом деле подло с миссис Кит-Уэссингтон, мы в точности
не знаем. Я считаю, что работа в Катабунди сетлмент довела его до полного
изнеможения: от этого он и сделался задумчивым и принял слишком близко к
сердцу самый обыкновенный флирт в письмах. Не приходится сомневаться, что
он был помолвлен с мисс Мэннеринг и что это она отказалась выйти за него
замуж. А он еще вдобавок простудился - тут ему в голову и полезла вся эта
чертовщина. От переутомления он захворал, от переутомления расхварывался
все больше и больше, от него же потом и умер, бедняга. Спишите его за счет
всей системы - один человек работал за двоих, если не за троих".
Я с этим не согласен. Мне не раз доводилось сиживать у постели Пэнси -
случалось это обычно, когда Хезерлег уходил на вызовы, а я оказывался
где-нибудь неподалеку. Несчастный доводил меня до совершеннейшего отчаяния,
описывая своим тихим, ровным голосом процессию, которая, как он говорил,
все время проходит у его изголовья. Рассказывать так упоенно умеют только
душевнобольные. Когда он пришел в себя, я посоветовал ему записать все с
начала до конца, зная, что этим он облегчит себе душу. Если мальчишка узнал
какое-нибудь новое неприличное слово, он не успокоится до тех пор, пока не
напишет его мелом где-нибудь на двери. И это тоже своего рода литература.
Он был в сильном нервном возбуждении, и этот проклятый журнальный
язык, которым он стал описывать свои переживания, нисколько его не
успокоил...

Киплинг Редьярд (Kipling Rudyard)   
«Рикша-призрак»