В круге первом (т.2)

А вообще крепчание тюремного режима лишний раз предупреждало, что вся
обстановка будет суроветь, и выхода из тюрьмы в виде так называемого "конца
срока" -- не будет.
Только если кто получит досрочку.
Или изобретение и досрочка, или -- не жить никогда.
В девять часов Сологдин одним из первых прошЈл в толпе арестантов на
лестницу и поднялся в конструкторское бюро бравый, налитый молодостью, с
завивом белокурой бородки ("вот идЈт граф Сологдин").
Его победно-сверкающие глаза встретили втягивающий взгляд Ларисы.
Как она рвалась к нему всю ночь! Как она радовалась сейчас иметь право
сидеть возле и любоваться им! Может быть, переброситься записочкой. {205}
Но не таков был момент. Сологдин скрыл глаза в любезном поклоне и тут
же дал Еминой работу: надо сходить в мехмастерские и уточнить, сколько уже
выточено крепЈжных болтиков по заказу 114. При этом он очень просил еЈ
поспешить.
Лариса в тревоге и недоумении смотрела на него. Ушла.
Серое утро давало так мало света, что горели верхние лампы и зажигались
у кульманов.
Сологдин отколол со своего кульмана покрывающий грязный лист -- и ему
открылся главный узел шифратора.
Два года жизни ушло у него на эту работу. Два года строгого распорядка
ума. Два года лучших утренних часов -- потому что среди дня человек не
создаЈт великого.
А выходит -- всЈ ни к чему?
Вот обнажающая плоскость: можно ли любить столь дурную страну? Этот
обезбожевший народ, наделавший столько преступлений, и безо всякого
раскаяния -- этот народ рабов достоин ли жертв, светлых голов, анонимно
ложащихся под топор? ЕщЈ сто и ещЈ двести лет этот народ будет доволен своим
корытом -- для кого же жертвовать факелом мысли?
Не важней ли сохранить факел? Позже нанесЈшь удар сильней.
Он стоял и впитывал своЈ творение.
У него осталось несколько часов или минут, чтобы безошибочно решить
задачу всей жизни.
Он открепил главный лист. Лист издал полоскающий звук, как парус
фрегата.
Одна из чертЈжниц, как заведено было у них по понедельникам, обходила
конструкторов и спрашивала старые ненужные листы на уничтожение. Листы не
полагалось рвать и бросать в урны, а составлялся акт и они сжигались во
дворе.
(Вообще это было упущение майора Шикина: так доверять огню. Отчего они
не создали наряду с конструкторским бюро ещЈ оперконструкторского, которое
сидело и разбирало бы все чертежи, уничтожаемые первым бюро?)
Сологдин взял жирный мягкий карандаш, несколько раз небрежно
перечеркнул свой узел и напачкал по нему. {206}
Потом отколол, надорвал его с одной стороны, положил на него
покрывающий грязный, подсунул снизу ещЈ один ненужный, всЈ вместе скрутил и
протянул чертЈжнице:
-- Три листа, пожалуйста.

Страницы: (271) :  <<  ... 132133134135136137138139140141142143144145146147 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

..... Я думаю, что, когда на все и вся снизойдет
великая тишина, музыка наконец восторжествует. Когда все снова всосется в
матку времени, хаос вернется на землю, а хаос -- партитура действительности.
Ты, Таня, -- мой хаос. поэтому-то я и пою. Собственно, это даже и не я, а
умирающий мир, с которого сползает кожура времени. Но я сам еще жив и
барахтаюсь в твоей матке, и это моя действительность. Дремлю... Физиология
любви. Отдыхающий кит со своим двухметровым пенисом. Летучая мышь -- penis
libre. Животные с костью в пенисе. Следовательно, "костостой"... "К счастью,
-- говорит Гурмон, -- костяная структура утрачена человеком". К счастью?
Конечно, к счастью. Представьте себе человечество, ходящее с костостоем. У
кенгуру два пениса -- один для будней, другой для праздников. Дремлю...
Письмо от женщины, спрашивающей меня, нашел ли я название для моей книги.
Название? Конечно: "Прекрасные лесбиянки".
Ваша анекдотическая жизнь. Это фраза господина Боровского. Я завтракал
с ним в среду. Его жена -- высохшая корова -- во главе стола. Она учит
сейчас английский. И ее любимое слово -- "filthy", что значит "грязный",
"отвратительный", "мерзкий". Вам не понадобится много времени, что?"
разобраться, что это за язвы на заднице, эти Боровские. Но подождите...
Боровский носит плисовые костюмы и играет на аккордеоне. Неотразимое
сочетание, особенно если учесть, что он неплохой художник. Он уверяет, что
он поляк, но это, конечно, неправда. Он -- еврей, этот Боровский, и его отец
был филателистом. Вообще весь Монпарнас -- сплошные евреи. Или полуевреи,
что даже хуже. И Карл, и Пола, и Кронстадт, и Борис, и Таня, и Сильвестр, и
Молдорф, и Люсиль. Все, кроме Филмора. Генри Джордан Освальд тоже оказался
евреем. Луи Никольс -- еврей. Даже ван Норден и Шери -- евреи. Фрэнсис Блейк
-- еврей или еврейка. Титус -- еврей. Я засыпан евреями, как снегом. Я пищу
это для своего приятеля Карла, отец которого тоже еврей. Это все необходимо
понять.
Из всех этих евреев самая очаровательная -- Таня, и ради нее я бы сам
стал евреем...

Миллер Валентин Генри   
«Тропик Рака»