В круге первом (т.2)

Кто-то пришЈл ещЈ. Потом ушЈл и он, и тот, из первой кабины. Сологдин
чиркнул. Сера вспыхнула и отлетела на грудь. Со второй спички сера не
сорвалась, но огонЈк еЈ бессилен был объять скрученное коричневатое тело
спички. Попыхав, он погас с обиженной струйкой дыма.
Сологдин про себя выругался ходовым лагерным ругательством.
Невоспламеняемые несгораемые спички! -- в какой стране есть подобные? Ведь
таких и нарочно не сделаешь! "Победа"! Как они вообще одержали победу?
Третья спичка при нажатии сломалась. ЧетвЈртую он ещЈ из коробки достал
сломанную. На пятой с трЈх сторон головка была без серы.
В бешенстве Сологдин выковырнул сразу несколько спичек и чиркнул их
сплоткой. Зажглись. Он подставил бумагу. Ватман загорался нехотя. Сологдин
нагнул его огнЈм вниз. Разгоревшись, огонь стал жечь пальцы. {208}
Сологдин осторожно поставил горящие листы стоймя в унитаз, у края воды.
Вынул ещЈ пачку и стал подпаливать от первых, поправляя, чтобы первые
сгорели до конца. ЧЈрный пепел их съЈжился и корабликом поплыл по воде.
Разгорелась вторая пачка. Опустив еЈ, Сологдин клал на неЈ сверху ещЈ и
ещЈ листы. Новая бумага придавила пламя, и потянулся кверху едкий дым
тления.
Тут вошЈл кто-то и заперся в кабине через одну от Сологдина. А дым шЈл!
Это мог быть и друг.
Мог быть и враг.
Может быть, дым туда совсем не попадал. А может быть тот человек уже
заметил запах гари и сейчас поднимет тревогу.
В горле дрогнул кашель, но Сологдин сумел удержать.
И вдруг вся бумага вспыхнула и жЈлтым столбом света ударила в потолок.
Пламя яро горело, суша стенки унитаза, и можно было опасаться, что он
расколется от огня.
Оставалось ещЈ два листика, но Сологдин не подкладывал. Догорело. Он с
грохотом спустил воду. Она смяла и унесла весь ворох чЈрного пепла.
И неподвижно ждал.
Пришли ещЈ двое за пустым делом, разговаривая:
-- Он только и смотрит, как на чужом ... в рай ехать.
-- А ты проверяй на осциллографе -- и бабец кооперации!
Ушли. Но сразу пришЈл кто-то и заперся.
Сологдин стоял, унизительно затаясь. Вдруг сообразил посмотреть -- что
на оставшихся листах. Один был угловой и захватывал чертЈж только краешком.
Оторвав деловое, Сологдин выбросил остальное в корзину. Второй же листик
захватывал самое сердце узла. Сологдин стал очень терпеливо изрывать его на
мельчайшие кусочки, еле удерживаемые в ногтях.
Спустил воду -- и в еЈ рЈве порывисто вышел в коридор.
Никто не заметил его.
В большом коридоре он пошЈл медленно. И тут по- {209} думал: сжигаешь
фрегат надежды, а боишься только, чтоб не лопнул унитаз, да не заметили
гари.
Он вернулся в бюро, рассеянно выслушал от Еминой насчЈт крепЈжных
болтиков и попросил еЈ ускорить копирование.

Страницы: (271) :  <<  ... 134135136137138139140141142143144145146147148149 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Сам-то я как поступал? Чуть только
спелись сердца - глядь, и тела туда же за ними, - челядь берет пример с
господ! И выходит на поверку, что месяц серебристый - всего-навсего сводник.
Жена. Ты бы поглядел, какие роскошные книжки господин майор посылает к
нам в дом. Твоя дочь-то молится по этим книгам.
Миллер (свистит). Как же, молится! Много ты понимаешь! Простую,
натуральную пищу нежный желудок его милости не переваривает. Сначала
господин майор должен отдать ее на выварку искусным поварам той адской,
чумной кухни, что зовется изящной словесностью. В печку всю эту пакость!
Девчонка наберется бог знает чего, разного невероятного вздора, кровь у нее
забурлит, как от шпанской мушки, - и прощайте тогда крупицы христианской
веры, которую отец и так уж с грехом пополам в ней поддерживал! В печку,
тебе говорят! Девчонка забивает себе голову всякой чертовщиной, уносится
мыслью в тридесятые государства и в конце концов потеряет, позабудет дорогу
в родные палестины, устыдится, что ее отец - скрипач Миллер, и отвадит
хорошего, почтенного зятя, который как раз пришелся бы мне ко двору... Ну уж
нет, накажи меня бог! (Вскакивает; в сердцах.) Скорей, пока не поздно! А
майору... да, да, майору... поворот от ворот. (Направляется к выходу.)
Жена. С ним надо быть повежливее, Миллер. Мы немало нажились на одних
только его подарочках!..
Миллер (возвращается и останавливается перед ней). Это что же, плата за
честь моей дочери?.. Убирайся ты к черту, мерзкая сводня!.. Лучше я возьму
скрипку и пойду по миру, буду играть за тарелку супу, лучше я разобью свою
виолончель и набью ее навозом, но только ни за что не притронусь к деньгам,
ради которых единственное мое дитя пожертвовало своею душою и вечным
спасением. Откажись от проклятого кофе и от нюхательного табаку, - вот тебе
и не нужно будет торговать красотой твоей дочери. Я жрал до отвала и носил
тонкие сорочки еще до того, как этот отпетый негодяй повадился ко мне в дом.
Жена...

Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих (Johann Christoph Friedrich Schiller)   
«Коварство и любовь»