В круге первом (т.2)

Инженер-полковник Яконов, после вчерашнего приступа замученный, с
синими подглазными мешками, но всЈ же сохраняя приятную округлость черт лица
и кивая словам майора, -- там, в глубине, за стенами и рвами, куда не
проникал ничей взгляд, может быть только взгляд жены, думал, какая гадкая
сероволосая поседевшая над анализом доносов вошь этот майор Шикин, как
идиотски ничтожны его занятия, какой кретинизм все его предложения.
Яконову дали единственный месяц. Через месяц могла лечь на плаху его
голова. Надо было вырваться из брони командования, из оскорузлости высокого
положения -- самому сесть за схемы, подумать в тишине.
Но полуторное кожаное кресло, в котором сидел инженер-полковник, в
самом себе уже несло своЈ отрицание: за всЈ ответственный, полковник ни к
чему не мог прикоснуться сам, а только поднимать телефонную трубку да
подписывать бумаги.
ЕщЈ эта мелкая бабья война с группой Ройтмана забирала душевные силы.
Войну эту он вЈл по нужде. Он не был в состоянии вытеснить их из института,
а только хотел принудить к безусловному подчинению. Они же хотели -- изгнать
его, и способны были -- погубить его.
Шикин говорил. Яконов смотрел чуть мимо Шикина. Физически он не
закрывал глаз, но духовно закрыл их -- и покинул своЈ рыхлое тело в кителе и
перенЈсся к себе домой.
Дом мой! Мой дом -- моя крепость! Как мудры англичане, первые понявшие
эту истину. На твоей маленькой территории существуют только твои законы.
Четыре стены и крыша прочно отделяют тебя от любимой {221} отчизны.
Внимательные, с тихим сиянием глаза жены встречают тебя на пороге твоего
дома. Весело щебечущие девочки (увы, уже и их заглатывает школа, как
казЈнная задуривающая служба) потешают и освежают тебя, уставшего от травли,
от дЈрганий. Жена уже научила обоих тараторить по-английски. Подсев к
пианино, она сыграет приятный вальсик Вальдтейфеля. Коротки часы обеда и
потом самого позднего вечера, уже на пороге ночи -- но нет в твоЈм доме ни
сановных надутых дураков, ни прицепчивых злых юношей.
То, что составляло работу инженер-полковника, включало в себя столько
мук, унизительных положений, насилий над волей, административной толкотни,
да и настолько уже немолодым чувствовал себя Яконов, что он охотно бы
пожертвовал этой работой, если бы мог -- а оставался бы только в своЈм
маленьком уютном мирке, в своЈм доме.
Нет, это не значит, что внешний мир его не интересовал -- интересовал и
очень живо. Даже трудно было найти в мировой истории время, завлекательнее
нашего. Мировая политика была для него род шахмат -- усотерЈнных Шахмат.
Только Яконов не претендовал играть в них или, того хуже, быть в них пешкой,
головкой пешки, подстилкой под пешку. Яконов претендовал наблюдать игру со
стороны, смаковать еЈ -- в покойной пижаме, в старинной качалке, среди
многих книжных полок.

Страницы: (271) :  <<  ... 143144145146147148149150151152153154155156157158 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
О, смелых дум свобода!
Дворец Филипппа мне открыт,
Я спешился у входа.

Иду и вижу: там, вдали,
Моей мечты созданье,
Спешит принцесса Эболи
На тайное свиданье.

Спешит в объятья принца пасть,
Блаженство предвкушая.
В ее глазах - восторг и страсть,
В его - печаль немая.

Уже триумф пьянит ее,
Уже он ей в угоду...

Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих (Johann Christoph Friedrich Schiller)   
«Прощение»