В круге первом (т.2)

Ему
сочувствовали. Его положение, в самом деле, было нелепо. Но у каждого своя
боль пересиливала чужие.
Склонный к ощущениям крайним, КондрашЈв-Иванов, высокий, прямой, как со
вставленной жердью, медленно шЈл, глядя поверх голов гуляющих и в мрачном
упоении высказывал профессору Челнову, что когда так попрано человеческое
достоинство, жить дальше -- значит унижать себя. У каждого мужественного
человека есть простой выход из этой цепи издевательств.
Профессор Челнов в неизменной вязаной шапочке и пледе, обЈрнутом вокруг
плеч, со сдержанностью цитировал художнику "Тюремные утешения" Боэция.
У дверей штаба сбилась группа добровольных охотников на стукачей --
Булатов, чей голос разносился на весь двор; Хоробров; беззлобный вакуумщик
Земеля; старший вакуумщик ДвоетЈсов, принципиально в лагерном бушлате;
юркий, во всЈ сующийся Прянчиков; лидер немцев Макс; и один из латышей.
-- Страна должна знать своих стукачей! -- повторял Булатов, поддерживая
их в намерении не расходиться.
-- Да мы их в основном и так знаем, -- отвечал Хоробров, став на порог
и пробегая глазами вереницу очереди. О некоторых он мог с вероятностью
сказать, что они стоят за получением своей иудиной платы. Но подозревали,
конечно, наименее ловких.
Руська вернулся к компании весЈлый, едва удерживаясь, чтобы над головой
не помахивать денежным переводом. Соткнувшись головами, они все быстро
осмотрели перевод: он был от мифической Клавдии Кудрявцевой {234} Ростиславу
Доронину на 147 рублей!
Идя с обеда и становясь в хвост очереди, эту группу оглядел своим
омутнЈнным взглядом обер-стукач, премьер стукачей, Артур Сиромаха. Он
оглядел группу по привычке замечать всЈ, но ещЈ не придал ей значения.
Руська забрал свой перевод и по уговору отошЈл от группы.
Третьим к куму зашЈл инженер-энергетик, сорокалетний мужчина, вчера
вечером в запертом ковчеге предлагавший приравнять министров к
ассенизаторам, а потом как ребЈнок устроивший потасовку подушками на верхних
койках.
ЧетвЈртым быстрой лЈгкой походкой прошЈл Виктор Любимичев -- парень
"свой в доску". В улыбке он обнажал крупные ровные зубы и молодых ли, старых
ли арестантов -- всех подкупающе звал "братцы". Через это сердечное
обращение сквозила его чистая душа.
Энергетик вышел на порог с раскрытым письмом. УглублЈнный в него, он не
сразу нащупал ногой обрыв ступеньки. Так же не видя, сошЈл с неЈ в сторону
-- и никто из группы "охотников" не потревожил его. Неодетый, без шапки, под
ветром, трепавшим его волосы, ещЈ молодые вопреки всему пережитому, он читал
после восьми лет разлуки первое письмо от дочери Ариадны, которую, уходя в
41-м году на фронт (а оттуда -- в плен, а из плена -- в тюрьму) оставил
светленькой шестилетней девчушкой, цеплявшейся за его шею.

Страницы: (271) :  <<  ... 152153154155156157158159160161162163164165166167 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Была - севрская чашка
Был в Петербурге XX века - француз с Мартиники - XVIII-го.

О "мази" же. Мазь - была. Ровная, прочная, темно-коричневая, маврова,
мулатова, Господо-Богова. Только не "намазан" был, а - вымазан, и даже -
выварен: в адовом ли кофе лирической бессонницы, в ореховом ли настое всех
сказок, в наследственной ли чужеземной прикрови - не знаю. Знаю только, что
ровнее и коричневое, коричневое - и ровнее - и роднее - я краски на лице не
видела. Разве на лице нашего шоколадного дома в Трехпрудном.
Но из этого кофейного цыганского навара, загара, идет на меня другое
родное сияние: серебро. Костюм был серебряный, окружение
сновиденно-невесомых и сновиденно-свободных движений было - серебряное,
рукав, из которого цыганская рука - серебряный. А может, и серебряным-то был
(простой серый скучный) рукав - от цыганства руки? А может быть - от
серебряного Петербурга - серебро? Так или иначе - в два цвета, в две краски
- ореховую и серебряную - и третьей не было. Но что было - кольца. Не ручные
(наперстные), если и были - не помню и не о них говорю, и не ушные - хотя к
этому лицу пристали бы как припаянные, были - волосяные. С гладкой небольшой
драгоценной головы, от уха к виску, два волосяных начеса, дававших на висках
по полукольцу, почти кольцу - как у Кармен или у Тучкова IV, или у человека,
застигнутого бурей.
Вот он закурил папиросу, и ореховое лицо его с малиновой змейкой улыбки
- как сквозь голубую завесу... (А где-то завеса - дымовая. Январь 1916 года.
Война.)
Занеся голову на низкую спинку дивана и природно, как лань, красуясь...
Но вдруг красованию конец:
- Вы, вы меня простите... Я все время здесь кого-то видел - и я его не
вижу - уже не вижу - он только что был - я его видел - а теперь...
Исчезновение видения.
_________________________

- Как вам понравился Михаил Алексеевич? - мне - молодой хозяин, верней
- один из молодых хозяев, потому что их - двое: Сережа и Леня...

Цветаева Марина Ивановна   
«Нездешний вечер»