В круге первом (т.2)

Затем майор
помолчал (по инструкции) и, наконец, сказал:
-- Вот вы всЈ жалуетесь. Ходите и жалуетесь. Писем вам нет два месяца.
-- Больше трЈх, гражданин начальник! -- робко напомнил Дырсин.
-- Ну три, какая разница? А подумали вы о том, что за человек ваша
жена?
Мышин говорил неторопливо, ясно выговаривая слова и делая приличные
остановки между фразами.
-- Что за человек ваша жена. А?
-- Я... не понимаю... -- пролепетал Дырсин.
-- Ну, чего не понимать? Политическое лицо еЈ -- какое?
Дырсин побледнел. Не ко всему ещЈ, оказывается, {247} он притерпелся и
приготовился. Что-то написала жена в письме, и теперь еЈ, накануне его
освобождения...
Он про себя тайно помолился за жену. (Он научился молиться в лагере.)
-- Она -- нытик, а нытики нам не нужны, -- твердо разъяснял майор. -- И
какая-то странная у неЈ слепота: она не замечает хорошего в нашей жизни, а
выпячивает одно плохое.
-- Ради Бога! Что с ней случилось?! -- болтая головой, воскликнул
умоляюще Дырсин.
-- С ней? -- ещЈ с большими паузами говорил Мышин. -- С ней? Ничего. --
(Дырсин выдохнул.) -- Пока.
Очень не торопясь, он вынул из ящика письмо и подал его Дырсину.
-- Благодарю вас! -- задыхаясь, сказал Дырсин. -- Можно идти?
-- Нет. Прочтите здесь. Потому что такого письма я вам дать в общежитие
не могу. Что будут думать заключЈнные о воле по таким письмам? Читайте.
И застыл лиловым истуканом, готовый на все тяготы своей службы.
Дырсин вынул лист из конверта. Ему незаметно было, но посторонний глаз
письмо неприятно поражало, как бы заключая в себе образ написавшей его
женщины: оно было на бумаге корявой, почти обЈрточной, и ни одна строка с
края до края листа не проходила ровно, но все строки прогибались и безвольно
падали направо вниз, вниз. Письмо было помечено 18 сентября:
"Дорогой Ваня! Села писать, а сама спать хочу, не могу. Прихожу с
работы и сразу на огород, копаем с Манюшкой картошку. Уродила мелкая. В
отпуск я никуда не ездила, не в чем было, вся оборвалась. Хотела денег
скопить, да к тебе поехать -- ничего не выходит. Ника тогда к тебе ездила,
ей сказали -- такого здесь нету, а мать и отец еЈ ругали -- зачем поехала,
теперь мол и тебя на заметку взяли, будут следить. Вообще мы с ними в
отношениях натянутых, а с Л.В. они совсем даже не разговаривают.
ЖивЈм мы плохо. Бабушка, ведь, третий год ле- {248} жит, не встаЈт, вся
высохла, умирать не умирает и не выздоравливает, всех нас замучила. Тут от
бабушки вонь ужасная, а тут постоянно идут ссоры, с Л.В. я не разговариваю,
Манюшка совсем разошлась с мужем, здоровье еЈ плохое, дети еЈ не слушаются,
как приходим с работы, то ужас, висят одни проклятья, куда убежать, когда
это кончится?
Ну, целую тебя крепко. Будь здоров.

Страницы: (271) :  <<  ... 161162163164165166167168169170171172173174175176 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Он может изгнать друзей
истины, но истина превозможет; он может унизить художника, но искусства
подделать он не в состоянии. Правда, явление весома обычное, что наука и
искусство преклоняются пред духом времени и что критический вкус
предписывает творческому законы. Где характер становится непреклонным и
твердым, там наука строго оберегает свои границы и искусство движется в
тяжких оковах правил; где, напротив, характер становится слабым и дряблым,
там наука стремится к тому, чтобы понравиться, и искусство - к тому, чтобы
доставить удовольствие. В течение целых столетий философы и художники
работают над тем, чтобы внедрить в низы человечества истину и красоту;
первые гибнут, но истина и красота обнаруживаются победоносно со
свойственной им несокрушимою жизненной силой. Художник, конечно, дитя века,
но горе ему, если он в то же время и воспитанник или даже баловень его.
Пусть благодетельное божество своевременно отторгнет младенца от груди
матери, дабы вскормить его молоком лучших времен, и даст дозреть до
совершеннолетия под дальним греческим небом. И после того как он станет
мужем, пусть он, в образе пришельца, вернется в свое столетие, но не для
того, чтобы прельщать его, своим появлением, но ради того, чтобы беспощадно,
подобно сыну Агамемнона, очистить его. Содержание он, конечно, заимствует из
современности, но форму - из более благородного времени; он возьмет ее и вне
всякого времени из безусловного, единства своего существа. Здесь из чистого
эфира его демонической природы, льется источник красоты, не зараженный
испорченностью поколений и времен, которые кружатся глубоко под ним в мутном
водовороте.
т.6 стр.276


Не о тех говорю я, которые только потому поносят граций, что никогда не
были ими обласканы. Каким образом могли бы оценить тихую работу вкуса по
отношению к внутреннему и внешнему человеку и не обратить внимания на
существенные выгоды культа прекрасного те, которые не имеют иного мерила
ценности, кроме потраченного труда и ощутительной пользы?..

Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих (Johann Christoph Friedrich Schiller)   
«Цитаты»