В круге первом (т.2)

Но Герасимович
встал и презрительно посмотрел на брюхастого вислощЈкого тупорылого выродка
в генеральской папахе, какие на беду не ушли по среднерусскому большаку.
-- Нет! Это не по моей специальности! -- звеняще пискнул он. -- Сажать
людей в тюрьму -- не по моей специальности! Я -- не ловец человеков!
Довольно, что нас посадили...

{280}

--------
87

Рубин с утра был ещЈ в тягостной власти вчерашнего спора. Приходили
новые и новые аргументы, не досказанные ночью. Но с разворотом дня ему
посчастливилось рассчитаться за ту схватку.
Это было в совсекретной тихой комнатке на третьем этаже с тяжЈлыми
занавесями по бокам окна и двери, с неновым диваном и плохоньким ковриком.
Мягкое глушило звуки, но звуков почти и не было, потому что магнитные ленты
Рубин слушал на наушники, а Смолосидов весь день молчал, грубо прорытым
лицом насупясь на Рубина как на врага, а не товарища по работе. В свою
очередь и Рубин не замечал Смолосидова иначе, как автомат для перестановки
катушек с лентами.
Надевая наушники, Рубин слушал и слушал роковой разговор с посольством,
а потом -- представленные ему ещЈ пять лент с пяти разговоров подозреваемых
лиц. То он верил ушам, то отчаивался им верить и переходил к фиолетовым
извивам звуковидов, напечатанных по всем разговорам. Длинные многометровые
бумажные ленты, не помещаясь даже на большом столе, ниспадали белыми
скрутками на пол слева и справа. Порывисто брался Рубин за свой альбом с
образцами звуковидов, классифицированных то по звукам-"фонемам", то по
"основному тону" различных мужских голосов. Цветным красно-синим карандашом,
уже исписанным до закруглЈнно-тупых оконечностей (очинить карандаш был для
Рубина труд долгосборный), он размечал особо поразившие его места на лентах.
Рубин был захвачен. Его тЈмно-карие глаза казались огненными. Большая
нечЈсанная чЈрная борода была сваляна клочьями, и седой пепел непрерывно
куримых трубок и папирос пересыпал бороду, рукава засаленного комбинезона с
оторванной пуговицей на обшлаге, стол, ленты, кресло, альбом с образцами.
Рубин переживал сейчас тот загадочный душевный подъЈм, которого ещЈ не
объяснили физиологи: забыв {281} о печени, о гипертонических болях,
освежЈнным взлетев из изнурительной ночи, не испытывая голода, хотя
последнее, что он ел, было печенье за именинным столом вчера, Рубин
находился в состоянии того духовного реянья, когда острое зрение выхватывает
гравинки из песка, когда память готовно отдаЈт всЈ, что отлагалось в ней
годами.
Он ни разу не спросил, который час. Он один только раз, по приходе,
хотел открыть форточку, чтобы возместить себе недостаток свежего воздуха, но
Смолосидов хмуро сказал: "Нельзя! У меня насморк", и Рубин подчинился. Ни
разу потом во весь день он не встал, не подошЈл к окну посмотреть, как
рыхлел и серел снег под влажным западным ветром.

Страницы: (271) :  <<  ... 184185186187188189190191192193194195196197198199 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Я б то же сделать предложил.

Менга

Уж эти мне твои рассказы,
Не пожелаю я врагу {1}.

Xиль

Где много сытых есть животных,
Голодных видеть не могу.

Менга

Пойду-ка, посмотрю с дороги.
Нейдет ли из деревни кто,
К тебе пришли бы на подмогу,
Ты сам не годен ни на что.

Xиль

Опять за старое ты, Менга?

Менга

Ослица бедная моя!
(Уходит.)


СЦЕНА 2-я

Xиль

Ослица, счастие, блаженство!
Из всех ослиц, что видел я,
Ты первая во всей деревне;
Никто тебя не замечал
Ни в чем дурном, и меж гулящих,
Меж потаскушек не встречал.
Нет, ты не радовалась вовсе
Из своего идти хлева;
Взглянуть, и ясно было видно:
Не тем набита голова.
А эта девственность? А честность?
Клянусь, что ни один осел
Ее не видел у окошка...

Бальмонт Константин Дмитриевич   
«Переводы Кальдерона. Поклонение кресту»