В круге первом (т.2)

И ещЈ то манило к этой
лекции, что читал еЈ не рядовой пропагандист, а лектор обкома партии
Рахманкул Шамсетдинов. Обходя перед обедом лаборатории, Степанов так прямо и
предупреждал, что лектор, говорят, читает зажигательно. (ЕщЈ одно
обстоятельство о лекторе Степанов не знал и сам: Шамсетдинов был хорошим
другом Мамулова -- не того Мамулова из секретариата Берии, а второго
Мамулова, его родного брата, начальника Ховринского лагеря при военном
заводе. Этот Мамулов держал лично для себя крепостной театр из бывших
московских, а теперь арестованных артистов, которые развлекали его и
застольных друзей вместе с девушками, особо-отобранными на краснопресненской
пересылке. Близость к двум Мамуловым и была причиной того уважения, которое
испытывал к Шамсетдинову московский обком партии, отчего этот лектор и
разрешал себе смелость не читать слово в слово по заготовленным текстам, а
предаваться вдохновению красноречия.)
Но несмотря на тщательное оповещение о лекции, несмотря на всю
притягательность еЈ, марфинские вольняш- {292} ки тянулись на неЈ как-то
лениво и под разными предлогами старались задержаться в лабораториях. Так
как по одному вольному везде должно было остаться -- не покинуть же зэков
без присмотра! -- то начальник Вакуумной, никогда ничего не делавший, вдруг
заявил, что срочные дела требуют его присутствия в лаборатории, а девочек
своих, Тамару и Клару, отправил на лекцию. Так же поступил и заместитель
Ройтмана по Акустической -- остался сам, а дежурной Симочке велел идти
слушать. Майор Шикин тоже не пришЈл, но деятельность его, окутанную тайной,
не могла проверять даже партия.
Кто же, наконец, приходил -- приходили не вовремя и из ложного чувства
самосохранения старались занимать задние ряды.
Была в институте специальная комната, отведенная для собраний и лекций.
Сюда раз навсегда было внесено много стульев, а здесь их нанизали на жерди
по восемь штук и сколотили навечно. (Такую меру комендант вынужден был
применить, чтобы стулья не растаскивали по всему объекту.) Огульные ряды
были стеснены малыми размерами комнаты, так что колени сидевших сзади больно
упирались в жердь переднего ряда. Поэтому приходившие раньше старались
отодвинуть свой ряд назад -- так, чтобы ногам было привольнее. Между
молодЈжью, севшей в разных рядах, это вызывало сопротивление, шутки, смех.
Стараниями Степанова и разосланных им гонцов к четверти седьмого все ряды от
заднего к переднему, наконец, заполнились, и только в третьем и втором
рядах, стиснутых вплотную с первым, никто сесть уже не мог.
-- Товарищи! товарищи! Это -- позорный факт! -- свинцово поблескивал
очками Степанов, понукая отставших. -- Вы заставляете ждать лектора обкома
партии! (Лектор, чтобы не уронить себя, ожидал в кабинете Степанова.

Страницы: (271) :  <<  ... 192193194195196197198199200201202203204205206207 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Монмартр
тускл, приземлен, беспризорен, откровенно
порочен, продажен, вульгарен. Он скорее
отталкивающ, нежели привлекателен, но, как и сам
порок, заразительно отталкивающ. Он -- прибежище
населенных почти без исключения проститутками,
сутенерами, ворами и шулерами маленьких баров,
которые, даже если вы прекрасно осведомлены о их
существовании, в назначенный срок втянут вас
внутрь хищными щупальцами, чтобы сделать вас
своей очередной жертвой. На узких улочках,
протянувшихся вдоль бульвара, гнездятся отели,
самый вид которых столь зловещ, что вызывает у
вас дрожь; и тем не менее рано или поздно
наверняка придет день, когда вы проведете в одном
из них .ночь, а может и неделю, а может и месяц.
Может статься, вы так привяжетесь к этим местам,
что, однажды проснувшись, обнаружите, что вся
ваша жизнь неприметно потекла в другую сторону и
то, что казалось вам грязным, постыдным, убогим,
вдруг предстанет нежным, дорогим,
зачаровывающим. Этим тайным очарованием
Монмартр в огромной мере обязан, как я
подозреваю, процветающей на его тротуарах
неприкрытой торговле сексом. Секс (в особенности,
когда он поставлен на ком-




314




мерческие рельсы) отнюдь не
романтичен; однако он испускает острый и
ностальгический аромат, в конечном счете
несравненно более волнующий и соблазнительный,
нежели сияющая всеми рекламными огнями Веселая
Белая Дорога. Ведь было бы нелепостью отрицать то
самоочевидное обстоятельство, что сексуальная
жизнь наиболее интенсивна при неярком,
рассеянном освещении; ее естественная среда --
полумрак, а не слепящее свечение неоновых трубок.



На углу Плас Клиши нашло себе место
"Кафе Веплер", на долгое время оно-то и
сделалось излюбленным пунктом моего обитания. За
его столиками, в зале и на террасе, я просиживал
часами в любую пору суток и в любую погоду. Я знал
его наизусть, как книгу. Лица его официантов,
метрдотелей, кассиров, шлюх, завсегдатаев, даже
туалетных работников навсегда отложились в моей
памяти, как иллюстрации в книге, которую
перечитываешь каждый день...

Миллер Валентин Генри   
«Тихие дни в Клиши»