В круге первом (т.2)

.. Ну, да это смеюсь... Вообще
не рано ли мы с вами занялись? Разумное устройство! Разумней бы толковать --
как из безразумного выбраться? Мы и этого не умеем, хоть и ближе.
-- Это и есть главный предмет нашей беседы, -- раздался спокойный голос
из темноты. И так просто, будто говорилось о замене перегоревшей радиолампы
в схеме:
-- Я думаю, что нам, русским техническим интеллигентам, пришло время
сменить в России образ правления.
Нержин вздрогнул. Впрочем, не от недоверия: он ещЈ по наружности
чувствовал к Герасимовичу родственность, хотя разговориться им не
приходилось до сих пор.
Тихий ровный голос из темноты говорил сдержанно и чуть торжественно, от
чего Нержин ощутил перебеги ознобца вдоль хребта.
-- Увы, самопроизвольная революция в нашей стране невозможна. Даже в
прежней России, где была почти невозбранная свобода разлагать народ,
понадобилось три года раскачивать войной -- да какой! А у нас анекдот за
чайным столом стоит головы, какая ж революция?
-- Только не "увы"! -- откликнулся Нержин. -- Ну еЈ к чЈрту, революцию:
элиту же вашу первую и перережут. ВсЈ образованное и прекрасное выбьют, всЈ
доброе разорят.
-- Хорошо, не "увы". Но от этого многие из нас стали полагать надежды
на помощь извне. Мне кажется это глубокой и вредной ошибкой. В
"Интернационале" не так глупо сказано: "Никто не даст нам избавленья!
добьЈмся мы освобожденья своею собственной рукой!" Надо понять, что чем
состоятельней и привольней живЈтся на Западе, тем меньше западному человеку
хочется воевать за тех дураков, которые дали сесть себе на шею. И они правы,
они не открывали своих ворот бандитам. Мы заслужили свой режим и своих
вождей, нам и расхлЈбывать.
-- Дождутся и они. {317}
-- Конечно, дождутся. В благополучии есть губящая сила. Чтобы продлить
его на год, на день -- человек жертвует не только всем чужим, но всем
святым, но даже простым благоразумием. Так они вскормили Гитлера, так они
вскормили Сталина, отдавали им по пол-Европы, теперь -- Китай. Охотно
отдадут Турцию, если этим хоть на неделю отсрочат всеобщую мобилизацию у
себя. Они -- конечно погибнут. Но мы -- раньше.
-- Раньше.
-- В том беда, что надежда на американцев освобождает нашу совесть и
расслабляет нашу волю: мы получаем право не бороться, подчиняться, жить по
течению и постепенно вырождаться. Я не согласен, будто наш народ с годами в
чЈм-то там прозревает, что-то в нЈм назревает... Говорят: целый народ нельзя
подавлять без конца. Ложь! Можно! Мы же видим, как наш народ опустошился,
одичал, и снизошло на него равнодушие уже не только к судьбам страны, уже не
только к судьбе соседа, но даже к собственной судьбе и судьбе детей.
Равнодушие, последняя спасительная реакция организма, стала нашей
определяющей чертой.

Страницы: (271) :  <<  ... 209210211212213214215216217218219220221222223224 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Гусь запускал свою длинную шею в заводь, доставал себе воду клювом,
поплескивал водой на себя, почесывал что-то под каждым пером, шевелил
подвижным, как на пружине, хвостом. А когда все вымыл, все вычистил, то
поднял вверх к солнцу высоко свой серебряный, мокро сверкающий клюв и
загоготал.
Гадюка просыхала на камне, свернувшись в колечко.
Лисица лохматая озабоченно мелькнула в тростниках.
И когда мы сняли палатку, в которой у нас была кухня, то на место
палатки прилетели овсянки и стали что-то клевать. И это были сегодня наши
последние гости.


ДЯТЕЛ

Видел дятла: короткий - хвостик ведь у него маленький, летел, насадив
себе на клюв большую еловую шишку. Он сел на березу, где у него была
мастерская для шелушения шишек. Пробежал вверх по стволу с шишкой на клюве
до знакомого места. Вдруг видит, что в развилине, где у него защемляются
шишки, торчит отработанная и несброшенная шишка и новую шишку некуда девать.
И - горе какое! - нечем сбросить старую: клюв-то занят.
Тогда дятел, совсем как человек бы сделал, новую шишку зажал между
грудью своей и деревом, освободил клюв и клювом быстро выбросил старую
шишку. Потом новую поместил в свою мастерскую и заработал.
Такой он умный, всегда бодрый, оживленный и деловой.


МУРАВЬИ

Я устал на охоте за лисицами, и мне захотелось где-нибудь отдохнуть. Но
лес был завален глубоким снегом, и сесть было некуда. Случайно взгляд мой
упал на дерево, вокруг которого расположился гигантский, засыпанный снегом
муравейник. Я взбираюсь вверх, сбрасываю снег, разгребаю сверху этот
удивительный муравьиный сбор из хвоинок, сучков, лесных соринок и сажусь в
теплую ямку в муравейнике. Муравьи, конечно, об этом ничего не знают: они
спят глубоко внизу.
Несколько повыше муравейника, где в этот раз я отдыхал, кто-то содрал с
дерева кору, и белая древесина, довольно широкое кольцо, была покрыта густым
слоем смолы. Колечко прекращало движение соков, и дерево неминуемо должно
было погибнуть...

Пришвин Михаил Михайлович   
«Этажи леса»