В круге первом (т.2)

Оттого и популярность водки -- невиданная даже по
русским масштабам. Это -- страшное равнодушие, когда человек видит свою
жизнь не надколотой, не с отломанным уголком, а так безнадЈжно
раздробленной, так вдоль и поперЈк изгаженной, что только ради алкогольного
забвения ещЈ стоит оставаться жить. Вот если бы водку запретили -- тотчас бы
у нас вспыхнула революция. Но беря сорок четыре рубля за литр, обходящийся
десять копеек, коммунистический Шейлок не соблазнится сухим законом.
Нержин не отзывался и не шевелился. Герасимовичу было чуть видимо его
лицо в слабом неясном отсвете от фонарей зоны и потом, наверно, от потолка.
Совсем не зная этого человека, решился Илларион выговорить ему такое, чего и
друзья закадычные шЈпотом на ухо не осмеливались в этой стране.
-- Испортить народ -- довольно было тридцати лет. Исправить его --
удастся ли за триста? Поэтому надо спешить. Ввиду несбыточности всенародной
революции и вредности надежд на помощь извне, выход остаЈтся один:
обыкновеннейший дворцовый переворот. Как говорил {318} Ленин: дайте нам
организацию революционеров -- и мы перевернЈм Россию! Они сбили организацию
-- и перевернули Россию!
-- О, не дай Бог!
-- Я думаю, нет затруднений создать подобную организацию при нашем
арестантском знании людей и умении со взгляда отметать предателей -- вот как
мы сейчас друг Другу доверяем, с первого разговора. Нужно всего от трЈх до
пяти тысяч отважных, инициативных и умеющих владеть оружием людей, плюс --
кому-нибудь из технических интеллигентов...
-- Которые атомную бомбу делают?
-- ... установить связь с военными верхами...
-- То есть, со шкурами барабанными!
-- ... чтоб обеспечить их благожелательный нейтралитет. Да и убрать-то
надо только: Сталина, Молотова, Берию, ещЈ нескольких человек. И тут же по
радио объявить, что вся высшая, средняя и низшая прослойка остаЈтся на
местах.
-- ОстаЈтся?! И это -- ваша элита?..
-- Пока! Пока. В этом особенность тоталитарных стран: трудно в них
переворот совершить, но управлять после переворота ничего не стоит.
Макиавелли говорил, что, согнав султана, можно завтра во всех мечетях
славить Христа.
-- Ой, не прошибитесь! ЕщЈ неизвестно, кто кого ведЈт: султан ли -- их,
или они -- его, только сами не сознают. И потом: этот нейтралитет
генерал-кабанов, которые целые дивизии толпами гнали на минные поля, чтоб
только самих себя сберечь от штрафняка? Да они в клочья разорвут всякого за
свой свинарник!.. И потом же -- Сталин от вас уйдЈт подземным ходом!.. И
потом ваших инициативных пять тысяч, если не возьмут сексотами, так --
пулемЈтами, из секретов... И потом, -- волновался Нержин, -- пяти тысяч
таких, как вы -- в России нет! И потом -- только в тюрьме, а не на семейной
воле, мужчина так свободен в мыслях, не связан в поступках и готов к
жертвам! -- а из тюрьмы-то как раз ничего и не сделаешь!.

Страницы: (271) :  <<  ... 210211212213214215216217218219220221222223224225 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Если оставить в стороне гений Данте и Вергилия, мы вполне сможем
сравнить себя с ними, ибо ворота, что ведут в усыпальницу аббатства
Сен-Дени и вот-вот распахнутся перед нами, во многом подобны вратам ада: и
над ними могла бы стоять та же самая надпись. Так что, будь в руках у нас
факел Данте, а проводником нашим Вергилий, нам недолго пришлось бы бродить
среди гробниц трех царствующих родов, погребенных в склепах старинного
аббатства, чтобы найти могилу убийцы, чье преступление было бы столь же
отвратительно, сколь преступление архиепископа Руджиери, или могилу жертвы,
чья судьба так же плачевна, как судьба узника Пизанской башни.
Есть на этом обширном кладбище, в нише слева, скромная гробница, возле
которой я всегда в задумчивости склоняю голову. На ее черном мраморе рядом
друг с другом высечены два изваяния - мужчины и женщины. Вот уже четыре
столетия они покоятся здесь, молитвенно сложив руки: мужчина вопрошает
всевышнего, чем он его разгневал, а женщина молит прощения за свою измену.
Изваяния эти - статуи безумца и его неверной супруги; целых два десятилетия
умопомешательство одного и любовные страсти другой служили во Франции
причиной кровавых раздоров, и не случайно на соединившем их смертном ложе
вслед за словами: "Здесь покоятся король Карл VI, Благословенный, и
королева Изабелла Баварская, его супруга" - та же рука начертала:
"Помолитесь за них".
Здесь, в Сен-Дени, мы и начнем листать темную летопись этого
удивительного царствования, которое, по словам поэта, "прошло под знаком
двух загадочных призраков - старика и пастушки" - и оставило в наследство
потомкам лишь карточную игру, этот насмешливый и горький символ вечной
шаткости империй и удела человеческого.
В этой книге читатель найдет немного светлых, радостных страниц, зато
слишком многие будут нести на себе красные следы крови и черные - смерти.
Ибо богу угодно было, чтобы все на свете окрашивалось в эти цвета, так что
он даже превратил их в самый символ человеческой жизни, сделав ее девизом
слова: "Невинность, страсти и смерть"...

Дюма Александр (Alexandre Dumas)   
«Изабелла Баварская»