В круге первом (т.2)

-- Пока не было атомной бомбы, советская система, худостройная,
неповоротливая, съедаемая паразитами, обречена была погибнуть в испытании
временем. А теперь если у наших бомба появится -- беда. Теперь вот разве
только...
-- Что?! -- припирал Герасимович.
-- Может быть... новый век... с его сквозной информацией...
-- Вам же радио не нужно!
-- Да его глушат... Я говорю, может быть в новый век откроется такой
способ: слово разрушит бетон?
- Чересчур противоречит сопромату. {322}
-- Так и диамату! А всЈ-таки?.. Ведь помните: в Начале было Слово.
Значит, Слово -- исконней бетона? Значит, Слово -- не пустяк? А военный
переворот... невозможно...
-- Но как вы это себе конкретно представляете?
-- Не знаю. Повторяю: не знаю. Здесь -- тайна. Как грибы по некой тайне
не с первого и не со второго, а с какого-то дождя -- вдруг трогаются всюду.
Вчера и поверить было нельзя, что такие уроды могут вообще расти -- а
сегодня они повсюду! Так тронутся в рост и благородные люди, и слово их --
разрушит бетон.
-- Прежде того понесут ваших благородных кузовами и корзинами --
вырванных, срезанных, усечЈнных...

--------
91

Вопреки предчувствиям и страхам понедельник проходил благополучно.
Тревога не покинула Иннокентия, но и равновесное состояние, завоЈванное им
после полудня, тоже сохранялось в нЈм. Теперь надо было на вечер обязательно
скрыться в театр, чтобы перестать бояться каждого звонка у дверей.
Но зазвонил телефон. Это было незадолго до театра, когда Дотти выходила
из ванной.
Иннокентий стоял и смотрел на телефон как собака на ежа.
-- Дотти, возьми трубку! Меня нет, и не знаешь, когда буду. Ну их к
чЈрту, вечер испортят.
Дотти ещЈ похорошела со вчерашнего дня. Когда нравилась -- она всегда
хорошела, а оттого больше нравилась -- и ещЈ хорошела.
Придерживая полы халата, она мягкой походкой подошла к телефону и
властно-ласково сняла трубку.
-- Да... Его нет дома... Кто, кто?.. -- и вдруг преобразилась
приветливо и повела плечами, был у неЈ такой жест угоды. -- Здравствуйте,
товарищ генерал!.. Да, теперь узнаю... -- Быстро прикрыла микрофон рукой и
прошептала: -- Шеф! Очень любезен.
Иннокентий заколебался. Любезный шеф, звонящий {323} вечером сам...
Жена заметила его колебание:
-- Одну минуточку, я слышу дверь открылась, как бы не он. Так и есть!
Ини! Не раздевайся, быстро сюда, генерал у телефона!
Какой бы не сидел по ту сторону телефона закоснелый в подозрениях
человек, он по тону Дотти почти мог видеть, как Иннокентий торопливо вытирал
ноги в дверях, как пересек ковЈр и взял трубку.
Шеф был благодушен. Он сообщал: только что окончательно утверждено
назначение Иннокентия. В среду он вылетит самолЈтом с пересадкой в Париже,
завтра надо сдать последние дела, а сейчас явиться на полчасика для
согласования кое-каких деталей.

Страницы: (271) :  <<  ... 213214215216217218219220221222223224225226227228 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Ведь природа существует в мысли первого источника движения, т.е.
Бога, а затем – в небе, как в орудии, посредством которого подобие вечной
доброты раскрывается в текучей материи. И подобно тому, как если при совершенном
мастере и наилучшем орудии окажется изъян в форме искусства, то его надлежит
всецело приписывать материи3, так и в том случае, когда Бог достигает предела
совершенства, а его орудие (каковым является небо) не терпит ни малейшего ущерба
в должном своем совершенстве, что явствует из философских рассуждений наших о
небе, приходится все изъяны в земных вещах считать изъянами, зависящими от
лежащей в основе материи, не входящими в намерения Бога-созидателя [c.56] и
неба; и все, что есть в земных вещах хорошего, поскольку оно не может
проистекать от материи, существующей лишь в потенции, происходит первично от
Бога-мастера, а затем от неба, которое есть орудие божественного искусства,
обычно называемого природой. Уже из этого явствует, что право, будучи благом,
первично существует в мысли Бога, и что все, существующее в мысли Бога, есть Бог
(в соответствии со словами: “И все созданное было в нем жизнью”4); Бог же
наиболее желает самого себя, следовательно, право, поскольку оно находится в
Боге, есть предмет желания Бога. И так как воля и предмет воли в Боге одно и то
же, то следует далее, что божественная воля есть это право. И далее из этого
следует, что право в вещах есть не что иное, как подобие божественной воли.
Отсюда мы заключаем, что все несозвучное божественной воле не может быть этим
правом, а все, что божественной воле созвучно, есть это право. Вот почему
спрашивать, по праву ли совершено что-либо (хотя слова и другие), значит
спрашивать, совершено ли это в согласии с тем, чего хочет Бог. Итак, в качестве
исходного предложения нужно выдвинуть следующее: все, чего Бог хочет в обществе
человеческом, то надлежит считать истинным и подлинным правом. Кроме того нужно
помнить о том, чему учит Философ в первых книгах “Никомаховой этики”: “Не в
любой материи одинаково следует искать [c...

Данте Алигьери (Dante Alighieri)   
«Монархия (2-я книга)»