В круге первом (т.2)

И хотя эта молодая прачка была некрасива, низка по
общественному положению и смотрела на Иннокентия тем же непроницаемым,
равнодушно-каменным взглядом, как и все механические кукло-люди Лубянки, но
Иннокентию при ней, как и при девушках из камер хранения, приносивших
розовую, голубую и белую квитанцию, стало больно, что она видит его в таком
растерзанном и жалком состоянии и может подумать о нЈм с нелестным
сожалением.
Впрочем, и эта мысль исчезла так же быстро, как и пришла. ВсЈ равно
ведь -- "хранить вечно!"...
Старшина закрыл лифт и нажал кнопку этажа -- но номеров этажей не было
обозначено.
Едва загудели моторы лифта -- Иннокентий сразу узнал в этом гудении ту
таинственную машину, которая перемалывала кости за стеной его бокса.
И улыбнулся безрадостно.
Хотя эта приятная ошибка теперь ободрила его.
Лифт остановился. Старшина вывел Иннокентия на лестничную площадку и
сразу же -- в широкий коридор, где мелькало много надзирателей с небесными
погонами и белыми лычками. Один из них запер Иннокентия в бокс без номера,
на этот раз просторный, с десяток квадратных метров, неярко освещЈнный, со
стенами, сплошь выкрашенными оливковой масляной краской. Бокс этот или
камера вся была пуста, казалась не очень чистой, в ней был истЈртый
цементный пол, к тому же и прохладно, это усиливало общую неприютность. Был
и здесь глазок.
Снаружи сдержанно доносилось многое шарканье сапог по полу. Видимо
надзиратели непрерывно приходили и уходили. Внутренняя тюрьма жила большой
ночной жизнью.
Раньше Иннокентий думал, что будет постоянно помещЈн в тесном
ослепительном жарком боксе № 8 -- и терзался оттого, что там негде протянуть
ног, свет режет глаза и дышать тяжело. Теперь он понял свою ошибку, понял,
что будет жить в этом просторном неприютном безномерном боксе -- и страдал,
что ноги будут зябнуть от цементного пола, постоянное снование и шарканье за
дверьми будет раздражать, а недостаток света -- угне- {354} тать. Как здесь
необходимо окно! -- хоть самое бы маленькое, хоть такое, какое устраивают в
оперных декорациях тюремных подвалов -- но и его не было.
Из эмигрантских мемуаров нельзя было себе этого представить: коридоры,
лестницы, множество дверей, ходят офицеры, сержанты, обслуга, снует в
разгаре ночи Большая Лубянка, но нигде больше нет ни одного арестанта,
нельзя встретить себе подобного, нельзя услышать неслужебного слова, да и
служебных почти не говорят. И кажется, что всЈ огромное министерство не спит
в эту ночь из-за одного тебя, одним тобою и твоим преступлением занято.
Уничтожающая идея первых часов тюрьмы состоит в том, чтобы отобщить
новичка от других арестантов, чтоб никто не подбодрил его, чтоб на него
одного давило тупее, поддерживающее весь разветвлЈнный многотысячный
аппарат.

Страницы: (271) :  <<  ... 234235236237238239240241242243244245246247248249 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

..... Мы
похоронили его как полагается, и теперь он покоится, завернутый в холст
с ядром в ногах и ядром в головах, у острова Дель Джильо. Мы привезли
вдове его крест и шпагу. Стоило, - прибавил юноша с нечаяной улыбкой, -
стоило десять лет воевать с англичанами, чтобы умереть, как все, в пос-
тели!
- Что поделаешь, Эдмон! - сказал арматор, который, по-видимому, все
более и более успокаивался. - Все мы смертны, и надо, чтобы старые усту-
пали место молодым, - иначе все бы остановилось. И так как вы говорите,
что груз...
- В полной сохранности, господин Моррель, я вам ручаюсь. И я думаю,
что вы продешевите, если удовольствуетесь барышом в двадцать пять тысяч
франков.
И видя, что "Фараон" уже миновал круглую башню, он крикнул:
- На марса-гитовы! Кливер-нирал! На бизань-шкот! Якорь к отдаче изго-
товить!
Приказание было исполнено почти с такой же быстротой, как на военном
судне.
- Шкоты отдать! Паруса на гитовы!
При последней команде все паруса упали, и корабль продолжал скользить
еле заметно, двигаясь только по инерции.
- А теперь, не угодно ли вам подняться, господин Моррель, - сказал
Дантес, видя нетерпение арматора. - Вот и господин Данглар, ваш бухгал-
тер, выходит из каюты. Он сообщит вам все сведения, какие вы только по-
желаете. А мне надобно стать на якорь и позаботиться о знаках траура.
Вторичного приглашения не понадобилось. Арматор схватился за канат,
брошенный Дантесом, и с ловкостью, которая сделала бы честь любому моря-
ку, взобрался по скобам, вбитым в выпуклый борт корабля, а Дантес вер-
нулся на свое прежнее место, уступая разговор тому, кого он назвал Данг-
ларом, который, выйдя из каюты, действительно шел навстречу Моррелю.
Это был человек лет двадцати пяти, довольно мрачного вида, угодливый
с начальниками, нетерпимый с подчиненными. За это, еще более чем за ти-
тул бухгалтера, всегда ненавистный матросам, экипаж настолько же его не-
долюбливал, насколько любил Дантеса.
- Итак, господин Моррель, - сказал Данглар, - вы уже знаете о нашем
несчастье?..

Дюма Александр (Alexandre Dumas)   
«Граф Монте-Кристо (Части 1-3)»