В круге первом (т.2)

Естественным человеческим порывом было бы -- громко протестовать, но
Иннокентий, уже привыкая к непонятным передрягам и втягиваясь в лубянскую
молчанку, был безмолвно покорен, то есть, делал то самое, что и требовалось
тюрьме.
Ах, вот отчего, наверно, все на Лубянке щЈлкали: этим предупреждали,
что ведут арестованного. Нельзя было арестанту встретиться с арестантом!
Нельзя было в его глазах черпнуть себе поддержки!..
Того, другого, провели -- Иннокентия выпустили из {356} будки и повели
дальше.
И здесь-то, на ступенях последнего пройденного им марша, Иннокентий
заметил: как были стЈрты ступени! -- ничего похожего нигде за всю жизнь он
не видел. От краЈв к середине они были вытерты овальными ямами на половину
толщины.
Он содрогнулся: за тридцать лет сколько ног! сколько раз! должны были
здесь прошаркать, чтобы так истереть камень! И из каждых двух шедших один
был надзиратель, а другой -- арестант.
На площадке этажа была запертая дверь с обрешеченной форточкой, плотно
закрытой. Здесь Иннокентия постигла ещЈ новая участь -- быть поставленным
лицом к стене. ВсЈ же краем глаза он видел, как сопровождающий позвонил в
электрический звонок, как сперва недоверчиво открылась, потом закрылась
форточка. Затем громкими поворотами ключа отперлась дверь, и некто вышедший,
не видимый Иннокентию, стал его спрашивать:
-- Фамилия?
Иннокентий естественно оглянулся, как привыкли люди смотреть друг на
друга при разговоре, -- и успел разглядеть какое-то не мужское и не женское
лицо, пухлое, мягкомясое, с большим красным пятном от обвара, а пониже лица
-- золотые погоны лейтенанта. Но тот одновременно крикнул на Иннокентия:
-- Не оборачиваться! -
и продолжал всЈ те же надоевшие вопросы, на которые Иннокентий отвечал
куску белой штукатурки перед собой.
Убедясь, что арестант продолжает выдавать себя за того, кто обозначен в
карточке, и продолжает помнить свой год и место рождения, мягкомясый
лейтенант сам позвонил в дверь, из осторожности тем временем запертую за
ним. Снова недоверчиво оттянули форточный задвиг, в отверстие посмотрели,
форточку задвинули и громкими поворотами отперли дверь.
-- Пройдите! -- резко сказал мягкомясый красно-обваренный лейтенант.
Они вступили внутрь -- и дверь за ними громкими поворотами заперлась.
Иннокентий едва успел увидеть расходящийся натрое -- вперЈд, вправо и
влево, сумрачный коридор со многи- {357} ми дверьми и слева у входа -- стол,
шкафчик с гнЈздами и ещЈ новых надзирателей, -- как лейтенант негромко, но
явственно скомандовал ему в тишине:
-- Лицом к стене! Не двигаться!
Глупейшее состояние -- близко смотреть на границу оливковой панели и
белой штукатурки, чувствуя на своЈм затылке несколько пар враждебных глаз.

Страницы: (271) :  <<  ... 236237238239240241242243244245246247248249250251 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Потом сразу хватаем вдвоем за длинные штоки и бегом несем искрящееся литье в
соседнюю мастерскую, где выливаем металл в приготовленные формы.
Когда опорожним всю печь, вновь наполняем ее болванками корявой
пузырчатой меди и ждем, покуривая и регулируя нефть.
Около нашей печи работали трое -- Игнат, старый рабочий, почти ослепший
от блеска литья, с постоянно гноящимися, налитыми кровью глазами, и двое
нас, новичков, я и Ваня, только недавно поступивших на завод. Мы работали
весело, и день пролетал незаметно. Полуголые, мы хохотали и обливались
водой, рассказывали, думали -- и слушали нескончаемую, глухую, связавшую
начало с концом песнь машин...
-- И, скажи ты мне на милость, что это огонь не залаживается: чихает --
и шабаш!... -- Игнат, наш "старшой", был недоволен и ворчал. После обеда, в
печи, действительно, что-то стало часто пофыркивать и клубы вонючего дыма
были гуще, чем обыкновенно.
-- Ну-ну, стерва, ну-ну, растяпа, черт, поговори у меня, поговори! --
Игнат подвинчивал нефти и подбадривал фыркающее пламя. Внутри печи теперь
уже раздавались целые взрывы и странное поплескивание; металл нагревался
плохо.
Что-то не ладилось. Я подошел, не зная зачем, к мотору, посмотрел на
измеритель числа оборотов и прислушался. Машина работала чудесно.
Обернувшись, чтобы уходить, я на мгновение увидел белый огненный бич,
рванувшийся высоко из нашей печи. Глухой удар ухнул и повторился раза четыре
под сводами крыши мастерской, взмахивая вверх свистящими полосами огня и
тяжело опуская их вокруг...
Я стоял у мотора, шагах в десяти от печи и видел, как метнулся куда-то
Ваня, как присел, обхватив голову, Игнат...
Инстинктивно я схватил рукоятку и прервал ток. Мотор, повертевшись
немного по инерции, остановился.
Упавшие бичи раскаленного металла расходились по радиусам от печи и еще
шипели, медленно охлаждаясь, испуская свою страшную силу. Как гады,
побеждающие и свободные, они дерзко и вызывающе раскинулись на железном полу
во властных изгибах, оставляя на черном далеком потолке и балках беловатые
отсветы -- свои отражения...

Андрей Платонов   
«Очередной»