В круге первом (т.2)

С неловкой улыбкой он сказал:
-- Глеб Викентьич! Как это досадно! Ведь меня не предупредили... Я
понятия не имел... А сегодня уже ничего поправить нельзя.
Нержин поднял холодно-сожалеющий взгляд к человеку, которого до
сегодняшнего дня считал искренним.
-- Адам Вениаминович, ведь я здесь не первый день. Такие вещи без
начальников лаборатории не делаются. И стал разгружать ящики стола.
На лице Ройтмана выразилась боль:
-- Но, поверьте, Глеб Викентьич, а я не знал, меня не спросили, не
предупредили...
Он говорил это вслух при всей лаборатории. Капли пота выступили на его
лбу. Он неосмысленно следил за сборами Нержина.
С ним и в самом деле не посоветовались.
-- Материалы по артикуляции я сдам Серафиме Витальевне? -- беззаботно
спрашивал Нержин.
Ройтман, не ответив, медленно вышел из комнаты.
-- Принимайте, Серафима Витальевна, -- объявил Нержин и стал носить к
еЈ столу папки, подшивки, таблицы.
И в одну папку уже вложил своЈ сокровище -- свои три блокнота. Но
какой-то внутренний дух-советчик подтолкнул Нержина не делать этого. {377}
Если даже теплы еЈ протянутые руки -- надолго ли хватит девичьей
верности?
Он переложил блокноты в карман, а папки носил Симочке.
Горела Александрийская библиотека. Горели, но не сдавались, летописи в
монастырях. И сажа лубянских труб -- сажа от сжигаемых бумаг, бумаг, бумаг,
падала на зэков, выводимых гулять в коробочку на тюремной крыше.
Может быть, великих мыслей сожжено больше, чем обнародовано... Если
будет цела голова -- неужели он не повторит?
Нержин тряхнул спичками, выбежал.
И через десять минут вернулся бледный, безразличный.
Тем временем в лабораторию пришЈл Прянчиков.
-- Да как это можно? -- разорялся он. -- Мы одеревянели! Мы даже не
возмущаемся! Отправлять на этап! Отправлять можно багаж, но кто дал право
отправлять людей?!
Горячая проповедь Валентули встречала отклик в зэческих сердцах.
Взбудораженные этапом, все зэки лаборатории не работали. Этап всегда -- миг
напоминания, миг -- "все там будем". Этап заставляет каждого, даже не
тронутого им, зэка подумать о бренности своей судьбы, о закланности своего
бытия топору ГУЛага. Даже ни в чЈм не провинившегося зэка годика за два до
конца срока непременно отсылали с шарашки, чтоб он всЈ забыл и ото всего
отстал. Только у двадцатипятилетников не бывало конца срока, за что
оперчасть и любила брать их на шарашки.
Зэки в вольных телоположениях окружили Нержина, иные сели вместо
стульев на столы, как бы подчЈркивая приподнятость момента. Они были
настроены меланхолически и философически.
Как на похоронах вспоминают всЈ хорошее, что сделал покойник, так
сейчас они в похвалу Нержину вспоминали, каким любителем качать права он был
и сколько раз защищал общеарестантские интересы.

Страницы: (271) :  <<  ... 250251252253254255256257258259260261262263264265 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Осмотревшись, Чичиков вынул из бокового кармана заготовленную пачку
денег и молча положил ее перед секретарем. Незаметно прикрыв пачку
салфеткой, секретарь перестал смеяться и, устремив на Чичикова прищуренный
глаз, спросил:
- А по ревизской сказке эти, ваши умершие, числятся?
- Числятся-с...
- Ну, так чего же вы, голубчик, оробели? - рассмеялся секретарь и, взяв
одним движением руки бумаги и деньги, неожиданно встал. - Один умер, другой
родится, а все в дело годится, - подмигнув, весело добавил он и
снисходительно похлопал Чичикова по плечу.
- Жду вас завтра, - прощаясь с ним за руку, сказал секретарь и вышел. .
Оставшись один, Чичиков растерянно смотрит, ему вслед. Лицо его
постепенно меняется и, вдруг ударив себя по лбу, он вскрикивает: - Ах, я
Аким простота, Аким простота! Ведь ежели по ревизской сказке числятся, как
живые... Стало быть живые!
Подойдя к столу он залпом выпивает налитый бокал и застывает,
пораженный необычайной мыслью. - Да накупи я всех этих, которые вымерли,
положим, тысячу... Да, положим, заложи их в опекунский совет по двести
рублей на душу... - считает, шевеля губами. - Двести тысяч! - хрипло
выдавил, он. - Двести тысяч капиталу! Боже мой! - хватается за голову,
валится на диван, смеется... Внезапно на лице его страх. - Хлопотливо,
конечно... - опасливо оглядываясь, тихо произносит он. - Страшно... Но кто
же зевает теперь. Все приобретают, все благоденствуют! Почему я должен
пропасть червем? А что скажут потом мои дети? Вот, скажут, отец скотина, не
оставил нам никакого состояния!.. Двести тысяч! Двести тысяч! - дрожа от
волнения, повторяет Чичиков. - А время удобное, недавно была эпидемия.
Народу вымерло, слава богу, немало...
Крестится. Решительно поднимается. Берет со стола колокольчик и с силой
звонит.


Эп. 5.


Звон колокольчика подхватили валдайские бубенцы, и по весенней
столбовой дороге, разбрызгивая дождевые лужи, промчалась быстрая тройка с
закрытой холостяцкой бричкой...

Булгаков Михаил Афанасьевич   
«Мертвые души (Киносценарий)»