В круге первом (т.2)

Тут была и знаменитая
история с подболточной мукой, когда он завалил тюремное управление и
министерство внутренних {378} дел жалобами по поводу ежедневной недодачи
пяти граммов муки ему лично. (По тюремным правилам не могло быть жалобы
коллективной или жалобы на недодачу чего-либо -- другим, всем. Хотя арестант
по идее и должен исправляться в сторону социализма, но ему запрещается
болеть за общее дело.) Зэки шарашки в то время ещЈ не наелись, и борьба за
пять граммов муки воспринималась острей, чем международные события.
Захватывающая эпопея кончилась победой Нержина: был снят с работы
"кальсонный капитан", помощник начальника спецтюрьмы по хозчасти, и из
подболточной муки на всЈ население шарашки стали варить дважды в неделю
дополнительную лапшу. Вспомнили тут и борьбу Нержина за увеличение
воскресных прогулок, которая кончилась, однако, поражением.
Напротив, сам Нержин плохо слушал эти эпитафии. Для него наступил миг
действия. Теперь уже худшее свершилось, а лучшее зависело только от него.
Передав Симочке артикуляционные материалы, сдав помощнику Ройтмана всЈ
секретное, уничтожив огнЈм и разрывом всЈ личное, сложив в несколько стоп
всЈ библиотечное, он теперь догребал последнее из ящиков и раздаривал
ребятам. Уже было решено, кому достанется его крутящийся жЈлтый стул, кому
-- немецкий стол с падающими шторками, кому -- чернильница, кому рулон
цветной и мраморной бумаги от фирмы Лоренц. Умерший с весЈлой улыбкой сам
раздавал своЈ наследство, а наследники несли ему кто по две, кто по три
пачки папирос (таково было шарашечное установление: на этом свете папирос
было изобилие, на том папиросы были дороже хлеба).
Из совсекретной группы пришЈл Рубин. Его глаза были грустны, нижние
веки обвисли.
Соображая над книгами, Нержин сказал ему:
-- Если б ты любил Есенина, -- я б тебе его сейчас подарил.
-- Неужели отбил?
-- Но он недостаточно близок к пролетариату.
-- У тебя помазка нет, -- достал Рубин из кармана роскошный по
арестантским понятиям помазок с полированной пластмассовой ручкой, -- а я
всЈ равно дал обет {379} не бриться до дня оправдания -- так возьми его!
Рубин никогда не говорил -- "день освобождения", ибо таковой мог
означать естественный конец срока, -- всегда говорил "день оправдания",
которого он должен же был добиться!
-- Спасибо, мужик, но ты так ошарашился, что забыл лагерные порядки.
Кто же в лагере даст мне бриться самому?.. Ты мне книги сдать не поможешь?
И они стали сгребать и складывать книги и журналы. Окружающие
разошлись.
-- Ну, как твой подопечный? -- тихо спросил Глеб.
-- Говорят, ночью арестовали. Главных двух.
-- А почему -- двух?
-- Подозреваемых. История требует жертв.

Страницы: (271) :  <<  ... 251252253254255256257258259260261262263264265266 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
О, смелых дум свобода!
Дворец Филипппа мне открыт,
Я спешился у входа.

Иду и вижу: там, вдали,
Моей мечты созданье,
Спешит принцесса Эболи
На тайное свиданье.

Спешит в объятья принца пасть,
Блаженство предвкушая.
В ее глазах - восторг и страсть,
В его - печаль немая.

Уже триумф пьянит ее,
Уже он ей в угоду...

Шиллер Иоганн Кристоф Фридрих (Johann Christoph Friedrich Schiller)   
«Прощение»