В круге первом (т.2)

И виновато поспешил
к начальнику.
Никто в комнате не усомнился, стоит ли связываться. Брезгливое чаевое
благородство зажиточных вольняшек -- дико зэкам.
-- Правильно!
-- Тяни их!
-- Зажимают, гады!
-- Крохоборы! За три года службы один обед пожа- {390} лели!
-- Не уедем! Очень просто! Что они с нами сделают?
Даже те, кто был повседневно тих и смирен с начальством, теперь
расхрабрился. Вольный ветер пересыльных тюрем бил в их лица. В этом
последнем мясном обеде было не только последнее насыщение перед месяцами и
годами баланды -- в этом последнем мясном обеде было их человеческое
достоинство. И даже те, у кого от волнения пересохло горло, кому сейчас
невмоготу было есть, -- даже те, позабыв о своей кручине, ждали и требовали
этого обеда.
Из окна видна была дорожка, соединяющая штаб с кухней. Видно было, как
к дровопилке задом подошЈл грузовик, в кузове которого просторно лежала
большая Јлка, перекинувшись через борта лапами и вершинкой. Из кабины вышел
завхоз тюрьмы, из кузова спрыгнул надзиратель.
Да, подполковник держал слово. Завтра-послезавтра Јлку поставят в
полукруглой комнате, арестанты-отцы, без детей сами превратившиеся в детей,
обвесят еЈ игрушками (не пожалеют казЈнного времени на их изготовление),
клариной корзиночкой, ясным месяцем в стеклянной клетке, возьмутся в круг,
усатые, бородатые и, перепевая волчий вой своей судьбы, с горьким смехом
закружатся:

В лесу родилась Јлочка,
В лесу она росла...

Видно было, как патрулирующий под окнами надзиратель отгонял
Прянчикова, пытавшегося прорваться к осаждЈнным окнам и кричавшего что-то,
воздевая руки к небесам.
Видно было, как младшина озабоченно просеменил на кухню, потом в штаб,
опять на кухню, опять в штаб.
ЕщЈ было видно, как, не дав Спиридону дообедать, его пригнали
разгружать Јлку с грузовика. Он на ходу вытирал усы и перепоясывался.
Младшина, наконец, не пошЈл, а почти пробежал на кухню и вскоре вывел
оттуда двух поварих, несших вдвоЈм бидон и поварЈшку. Третья женщина несла
за ними стопу глубоких тарелок. Боясь поскользнуться и перебить их, {391}
она остановилась. Младшина вернулся и забрал у неЈ часть.
В комнате возникло оживление победы.
Обед появился в дверях. Тут же, на краю стола, стали разливать суп,
зэки брали тарелки и несли в свои углы, на подоконники и на чемоданы. Иные
приспосабливались есть стоя, грудью привалясь к столу, не обставленному
скамейками.
Младшина с раздатчицами ушли. В комнате наступило то настоящее
молчание, которое и всегда должно сопутствовать еде.

Страницы: (271) :  <<  ... 259260261262263264265266267268269270271

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... В воздухе была какая-то особая тишина, словно там, в двух
шагах, кто-то притаился и ждал и лишь за секунду до его появления вдруг
превратился в тень и пропустил его сквозь себя.
Может быть, его ноздри улавливали слабый аромат, может быть, кожей лица
и рук он ощущал чуть заметное повышение температуры вблизи того места, где
стоял кто-то невидимый, согревая воздух своим теплом. Понять это было
невозможно. Однако, завернув за угол, он всякий раз видел лишь белые плиты
пустынного тротуара. Только однажды ему показалось, будто чья-то тень
мелькнула через лужайку, но все исчезло, прежде чем он смог вглядеться или
произнести хоть слово.
Сегодня же у поворота он так замедлил шаги, что почти остановился.
Мысленно он уже был за углом - и уловил слабый шорох. Чье-то дыхание? Или
движение воздуха, вызванное присутствием кого-то, кто очень тихо стоял и
ждал?
Он завернул за угол.
По залитому лунным светом тротуару ветер гнал осенние листья, и
казалось, что идущая навстречу девушка не переступает по плитам, а скользит
над ними, подгоняемая ветром и листвой. Слегка нагнув голову, она смотрела,
как носки ее туфель задевают кружащуюся листву. Ее тонкое матовой белизны
лицо светилось ласковым, неутолимым любопытством. Оно выражало легкое
удивление. Темные глаза так пытливо смотрели на мир, что, казалось, ничто не
могло от них ускользнуть. На ней было белое платье, оно шелестело. Монтэгу
чудилось, что он слышит каждое движение ее рук в такт шагам, что он услышал
даже тот легчайший, неуловимый для слуха звук - светлый трепет ее лица,
когда, подняв голову, она увидела вдруг, что лишь несколько шагов отделяют
ее от мужчины, стоящего посреди тротуара.
Ветви над их головами, шурша, роняли сухой дождь листьев. Девушка
остановилась. Казалось, она готова была отпрянуть назад, но вместо того она
пристально поглядела на Монтэга, и ее темные, лучистые, живые глаза так
просияли, как будто он сказал ей что-то необыкновенно хорошее. Но он знал,
что его губы произнесли лишь простое приветствие...

Рэй Брэдбери (Ray Bradbury)   
«451 градус по Фаренгейту»