В круге первом (т.2)

("Этот господин" получил десять лет за неосторожное знакомство с
американским туристом.)
Генерал-майор ответил:
-- Этот человек -- активный гитлеровец, он служил в Гестапо, лично сжЈг
русскую деревню и, простите, изнасиловал трЈх русских крестьянок. Число
убитых им младенцев не поддаЈтся учЈту.
-- Он приговорЈн к повешению? -- воскликнула госпожа Рузвельт.
-- Нет, мы надеемся, что он исправится. Он приговорЈн к десяти годам
честного труда.
Лицо арестанта выражало страдание, но он не вмешивался, а продолжал с
судорожной поспешностью читать журнал.
В этот момент в камеру ненароком зашЈл русский православный священник с
большим перламутровым крестом на груди -- очевидно, с очередным обходом, и
очень был смущЈн, застав в камере начальство и иностранных гостей.
Он хотел было уже уйти, но скромность его понравилась госпоже Рузвельт,
и она попросила его выполнять свой долг. Священник тут же всучил одному из
растерявшихся арестантов карманное Евангелие, сам сел на кровать ещЈ к
одному и сказал окаменевшему от удивления:
-- Итак, сын мой, в прошлый раз вы просили рассказать вам о страданиях
Господа нашего Иисуса Христа.
Госпожа Рузвельт попросила генерал-майора тут же при ней задать
заключЈнным вопрос -- нет ли у кого-нибудь из них жалоб на имя Организации
ОбъединЈнных Наций?
Генерал-майор угрожающе спросил:
-- Внимание, заключЈнные! А кому было сказано про "Казбек"? Строгача
захотели?
И арестанты, до сих пор зачарованно молчавшие, теперь в несколько
голосов возмущЈнно загалдели:
-- Гражданин начальник, так курева нет! {60}
-- Уши пухнут!
-- Махорка-то в тех брюках осталась!
-- Мы ж-то не знали!
Знаменитая дама видела неподдельное возмущение заключЈнных, слышала их
искренние выкрики и с тем большим интересом выслушала перевод:
-- Они единодушно протестуют против тяжЈлого положения негров в Америке
и просят рассмотреть этот вопрос в ООН.
Так в приятной взаимной беседе прошло минут около пятнадцати. В этот
момент дежурный по коридору доложил начальнику тюрьмы, что принесли обед.
Гостья попросила, не стесняясь, раздавать обед при ней. Распахнулась дверь,
и хорошенькие молоденькие официантки (кажется, те самые переодетые
кастелянши), внеся в судках обыкновенную куриную лапшу, стали разливать еЈ
по тарелкам. Во мгновение словно порыв первобытного инстинкта преобразил
благообразных арестантов: они вспрыгнули в ботинках на свои постели, поджали
колени к груди, оперлись ещЈ руками около ног и в этих собачьих
телоположениях с оскаленными зубами зорко наблюдали за справедливостью
разливки лапши. Дамы-патронессы были шокированы, но переводчик объяснил им,
что таков русский национальный обычай.
Невозможно было уговорить арестантов сесть за стол и есть мельхиоровыми
ложками.

Страницы: (271) :  <<  ... 31323334353637383940414243444546 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Но осень трезвая идет.
И, тяжко нагружен,
Поник под бременем забот,
Согнулся старый Джон.

Настало время помирать -
Зима недалека.
И тут-то недруги опять
Взялись за старика.

Его свалил горбатый нож
Одним ударом с ног,
И, как бродягу на правеж,
Везут его на ток.

Дубасить Джона принялись
Злодеи поутру.
Потом, подбрасывая ввысь,
Кружили на ветру.

Он был в колодец погружен,
На сумрачное дно.
Но и в воде не тонет Джон
Ячменное Зерно.

Не пощадив его костей,
Швырнули их в костер,
А сердце мельник меж камней
Безжалостно растер.

Бушует кровь его в котле,
Под обручем бурлит,
Вскипает в кружках на столе
И души веселит.

Недаром был покойный Джон
При жизни молодец, -
Отвагу подымает он
Со дна людских сердец.

Он гонит вон из головы
Докучный рой забот.
За кружкой сердце у вдовы
От радости поет...

Так пусть же до конца времен
Не высыхает дно
В бочонке, где клокочет Джон
Ячменное Зерно!


СТАРАЯ ДРУЖБА

Забыть ли старую любовь
И не грустить о ней?..

Бёрнс Роберт (Burns Robert)   
«Роберт Бёрнс в переводах Маршака»