В круге первом (т.2)

Этому браку сопротивлялась мать
Иннокентия, тогда уже больная тяжело (но какая мать не сопротивляется
женитьбе сына?), сопротивлялся и прокурор (но какой отец с лЈгким сердцем
отдаст восемнадцатилетнюю прелестную дочурку?). Однако, всем пришлось
уступить! Молодые люди поженились и были счастливы до такой полноты, что это
вошло в поговорку среди их общих знакомых.
Их брачная жизнь началась при наилучших предзнаменованиях. Они
принадлежали к тому кругу общества, где не знают, что значит ходить пешком
или ездить в метро, где ещЈ до войны беспересадочному спальному вагону
предпочитали самолЈт, где даже об обстановке квартиры нет заботы: в каждом
новом месте -- под Москвой ли, в Тегеране, на сирийском побережьи или в
Швейцарии, молодых ждала обставленная дача, вилла, квартира. Взгляды на
жизнь у молодожЈнов совпали. Взгляд их был, что от желания до исполнения не
должно быть запретов, преград. "Мы -- естественные человеки, -- говорила
Дотнара. -- Мы не притворяемся и не скрываемся: чего хотим -- к тому и руку
тянем!" Взгляд их был:
"нам жизнь даЈтся только раз!" Поэтому, от жизни надо было взять всЈ,
что она могла дать, кроме пожалуй рождения ребЈнка, потому что ребЈнок --
это идол, высасы- {67} вающий соки твоего существа и не воздающий за них
своею жертвой или хотя бы благодарностью.
С подобными взглядами они очень хорошо соответствовали обстановке, в
которой жили, и обстановка соответствовала им. Они старались отпробовать
каждый новый диковинный фрукт. Узнать вкус каждого коллекционного коньяка и
отличие вин Роны от вин Корсики и ещЈ от всех иных вин, давимых на
виноградниках Земли. Одеться в каждое платье. Оттанцевать каждый танец.
Искупаться на каждом курорте. Побывать на двух актах каждого необычного
спектакля. Пролистать каждую нашумевшую книжку.
И шесть лучших лет мужского и женского возраста они давали друг другу
всЈ, чего хотел другой из них. Эти шесть лет почти все были -- те самые
годы, когда человечество рыдало в разлуках, умирало на фронтах и под
обвалами городов, когда обезумевшие взрослые крали у детей корки хлеба. И
горе мира никак не овеяло лиц Иннокентия и Дотнары.
Ведь жизнь даЈтся нам только раз!..
Однако, на шестом году их брачной жизни, когда приземлились
бомбардировщики и умолкли пушки, когда дрогнула к росту забитая чЈрной гарью
зелень, и всюду люди вспомнили, что жизнь даЈтся нам только раз, -- в эти
месяцы Иннокентий над всеми материальными плодами земли, которые можно
обонять, осязать, пить, есть и мять -- ощутил безвкусное отвратное
пресыщение.
Он испугался этого чувства, он перебарывал его в себе, как болезнь,
ждал, что пройдЈт -- но оно не проходило. Главное -- он не мог разобраться в
этом чувстве -- в чЈм оно? Как будто всЈ было доступно ему, а чего-то не
было совсем.

Страницы: (271) :  <<  ... 36373839404142434445464748495051 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Сохрани меня, Боже,
проповедовать застой! Застой - смерть. Я иду, как те люди, о которых
говорит Данте, что ноги их идут вперед, но головы поворачиваются к пяткам.
Я особенно ищу, и я особенно жалею, что приходится искать в прошлом
это общество, оно исчезает, оно испаряется, исчезает, как одно из тех
привидений, о которых я собираюсь рассказывать.
Я ищу общество, которое создает изящество, галантность, оно создавало
жизнь, которой стоило жить (извиняюсь за это выражение, я не член Академии
и могу себе это позволить); умерло ли это общество, или мы его убили?
Вот, помню, еще ребенком, я был с отцом у мадам де Монтессон. То была
важная дама, дама прошлого столетия. Она вышла замуж шестьдесят лет тому
назад за герцога Орлеанского, деда короля Луи Филиппа. Тогда ей было
восемьдесят лет. Она жила в богатом отеле на Шоссе д'Антен. Наполеон
выдавал ей пенсию в сто тысяч экю.
Знаете, почему давалась ей пенсия, занесенная в красную книгу
преемником Людовика XVI? Нет! Прекрасно. Мадам де Монтессон получала пенсию
в сто тысяч экю за то, что она сохранила в своем салоне традиции хорошего
общества времен Людовика XIV и XV. Ровно половину этой суммы платит теперь
Палата ее племяннику за то, чтобы он заставил Францию забыть то, что дядя
его желал, чтобы она помнила.
Вы не поверите, мой милый друг, но вот это слово, которое я по
неосторожности произнес: "Палата", меня опять возвращает к мемуарам маркиза
д'Аржансона.
Почему?
Вы увидите.
- Жалуются, - говорил он, - что в наше время не умеют вести разговор
во Франции. Я знаю причину. У наших современников исчезает способность
слушать. Слушают слегка или совсем не слушают. Я сделал такое наблюдение в
лучшем обществе, в котором мне приходилось бывать.
Ну, мой милый друг, какое же лучшее общество можно посещать в наше
время? Несомненно то, которое восемь миллионов избирателей сочли
достаточным представлять их интересы, мнения, дух Франции...

Дюма Александр (Alexandre Dumas)   
«Тысяча и один призрак»