В круге первом (т.2)

Алевтина Никаноровна
не очень ясно представляла себе классовые схемы и мало в жизни просидела на
кружках политучЈб. Но зато она нерушимо знала, что не может процветать
хорошая семья без хорошей кухни, без добротного обильного столового и
постельного белья. А с укреплением жизни как важный внешний знак
благосостояния должны войти в дом серебро, хру- {89} сталь и ковры. Большим
талантом Алевтины Никаноровны было умение приобретать это всЈ недорого,
никогда не упустить выгодных продаж -- на закрытых торгах, в закрытых
распределителях судебно-следственных работников, в комиссионных магазинах и
на толкучках свеже-присоединЈнных областей. Она специально ездила во Львов и
в Ригу, когда ещЈ нужны были для того пропуска, и после войны, когда там
старухи-латышки охотно и почти за бесценок продавали тяжЈлые скатерти и
сервизы. Она очень успела в хрустале, научилась разбираться в нЈм -- в
глушЈном, иоризованном, в золотом, медном и селеновом рубине, в кадмиевой
зелени, в кобальтовой сини. Не теперешний хрусталь Главпосуды собирала она
-- перекособоченный, прошедший конвейер равнодушных рук, но хрусталь
старинный, с искорками своего мастера, с особенностью своего создателя, -- в
двадцатые-тридцатые годы его много конфисковали по судебным приговорам и
продавали среди своих.
Так и сегодня отлично обставлен и обилен был стол, и с переменой блюд
едва справлялись две прислуги-башкирки: одна своя, другая взятая на вечер от
соседей. Обе башкирки были почти девочки, из одной и той же деревни и
прошлым летом кончившие одну и ту же десятилетку в Чекмагуше. НапряжЈнные,
разрумяненные от кухни лица девушек выражали серьЈзность и старание. Они
были довольны своею службой здесь и надеялись не к этой, но к следующей
весне подзаработать и одеться так, чтобы выйти замуж в городе и не
возвращаться в колхоз. Алевтина Никаноровна, статная, ещЈ не старая, следила
за прислугою с одобрением.
Особой заботой хозяйки было ещЈ то, что в последний час изменился план
вечера: он затевался для молодЈжи, а среди старших -- просто семейный,
потому что для сослуживцев Макарыгин уже дал банкет два дня назад. Поэтому
приглашЈн был старый друг прокурора ещЈ по гражданской войне серб Душан
Радович, бывший профессор давно упразднЈнного Института Красной Профессуры,
и ещЈ допущена была приехавшая в Москву за покупками простоватая подруга
юности хозяйки, жена инструктора райкома в Зареченском районе. Но внезапно
вернулся с Дальнего Востока (с громкого процесса япон- {90} ских военных,
готовивших бактериологическую войну) генерал-майор Словута, тоже прокурор, и
очень важный человек по службе -- и обязательно надо было его пригласить.
Однако перед Словутой стыдно было теперь за этих полулегальных гостей -- за
этого почти уже и не приятеля, за эту почти уже и не подругу, Словута мог
подумать, что у Макарыгиных принимают рвань.

Страницы: (271) :  <<  ... 52535455565758596061626364656667 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Однако делать было нечего, и он, закурив трубку, со сноровкой старого солдата стал готовить заправку для похлебки. Тем временем девочки начистили картошки, и Пазурек стал помешивать в котле, утирая рукавом пот со лба. Вдруг его осенила замечательная мысль. Он остановился, поглядел на мальчиков, которые возились на лужайке перед павильоном, и крикнул: - Карел Малина, поди-ка сюда! Не чуя близкой беды, Карел предстал перед Пазуреком. - Ты, распроклятый мальчишка! - закричал на него Пазурек.- Что ты вчера делал в орешнике? Не знаешь, что ли, что за это полагается штраф? Давай-ка мне твою крону да позови сюда своего брата Пепика. Пепик, распроклятый мальчишка, твоему брату Карелу грозит кутузка за кражу орехов. Ты получил крону от князя. Давай-ка ее сюда! И благодарите бога, поганцы, что он послал вам доброго князя. Кто бы стал платить за вас штраф, шантрапа? Две кроны -это как раз то, что нужно. А если другой раз попадетесь мне в орешнике,- запру в сарай, спущу штанишки да всыплю горячих. Воровать, дети, грешно! Ну, на этот раз я вас, так и быть, прощаю. Пусть Пепик сбегает мне за водкой, а Карел будет мешать похлебку. Пазурек удобно расположился на траве. Вскоре Пепик прибежал с водкой. Пазурек основательно приложился к ней, собрал вокруг себя детей и произнес проникновенную речь об уважении к начальству. - Ибо оно от самого господа бога, слышите, мелюзга? И послал за второй бутылкой водки. Солнце пекло вовсю, и Пазурек, сняв высокие сапоги, завалился спать и скоро захрапел. Ребята, в ожидании сиятельной похлебки, принялись играть в разбойники. Вскоре они умчались в лес, и голоса их замерли вдали. В полдень князь возвратился с прогулки. Взгляд его упал на брошенную кухню и опустевший павильон. Из котла валил густой пар, и слышалось аппетитное бульканье похлебки. Впрочем, подойдя ближе, князь увидел, что в котле варились... сапоги стражника Пазурека. Князь разбудил его увесистым пинком, ибо его сиятельство был не только весьма гуманный, но и весьма вспыльчивый человек. А с косогора, спрятавшись за кустами, братья Малина, хихикая, созерцали забавное зрелище. Они чувствовали себя, как художники, чье произведение удостоено первой премии...

Ярослав Гашек (Jaroslav Hasek)   
«Похлебка для бедных детей»