В круге первом (т.2)

Они были в том счастливом
возрасте (Галахов на несколько лет постарше), когда их ещЈ принято было
считать молодыми, но никто уже не тянул танцевать -- и они могли отдаться
наслаждению мужского разговора меж недопитых бутылок под отдалЈнную музыку.
{93}
Галахов действительно на прошлой неделе задумал писать о заговоре
империалистов и борьбе наших дипломатов за мир, причЈм писать в этот раз не
роман, а пьесу -- потому что так легче было обойти многие неизвестные ему
детали обстановки и одежды. Сейчас ему было как нельзя кстати
проинтервьюировать свояка, заодно ища в нЈм типические черты советского
дипломата и вылавливая характерные подробности западной жизни, где должно
было происходить всЈ действие пьесы, но где сам Галахов был лишь мельком, на
одном из прогрессивных конгрессов. Галахов сознавал, что это не вполне
хорошо -- писать о жизни, которой не знаешь, но последние годы ему казалось,
что заграничная жизнь, или седая история, или даже фантазия о лунных жителях
легче поддадутся его перу, чем окружающая истинная жизнь, заминированная
запретами на каждой тропинке.
Прислуга шумела сменяемой к чаю посудой. Хозяйка поглядывала и, с
уходом Словуты, уже не сдерживала голос подруги, досказывавшей ей, что и в
Зареченском районе лечиться вполне можно, доктора хорошие, а партактивские
дети с грудного возраста отделяются от обыкновенных, для них бесперебойно
молоко и без отказу пенициллиновые уколы.
Из соседней комнаты пела радиола, а из следующей -- металлически бубнил
телевизор.
-- Привилегия писателей -- допрашивать, -- кивал Иннокентий, сохраняя
всЈ тот же удачливый блеск в глазах, с каким он защищал Эпикура. -- Вроде
следователей. ВсЈ вопросы, вопросы, о преступлениях.
-- Мы ищем в человеке не преступления, а его достоинства, его светлые
черты.
-- Тогда ваша работа противоположна работе совести. Так ты, значит,
хочешь писать книгу о дипломатах? Галахов улыбнулся.
-- Хочешь-не хочешь -- не решается, Инк, так просто, как в новогодних
интервью. Но запастись заранее материалами... Не всякого дипломата
расспросишь. Спасибо, что ты -- родственник.
-- И твой выбор доказывает твою проницательность. Посторонний дипломат,
во-первых, наврЈт тебе с три короба. Ведь у нас есть, что скрывать. {94}
Они смотрели глаза в глаза.
-- Я понимаю. Но... этой стороны вашей деятельности... отражать не
придЈтся, так что она меня...
-- Ага. Значит, тебя интересует главным образом -- быт посольств, наш
рабочий день, ну там, как проходят приЈмы, вручение грамот...
-- Нет, глубже! И -- как преломляются в душе советского дипломата...
-- А-а, как преломляются... Ну, уже всЈ! Я понял. И до конца вечера я
тебе буду рассказывать. Только... объясни и ты мне сперва... Военную тему ты
что же -- бросил? исчерпал?
-- Исчерпать еЈ -- невозможно, -- покачал головой Галахов.

Страницы: (271) :  <<  ... 55565758596061626364656667686970 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Синявский оказался на
удивление добродушным и приветливым. Похожим на деревенского мужичка.
Неловким и даже смешным.
На кафедре он заметно преображается. Говорит уверенно и спокойно.
Видимо, потому, что у него мысли... Ему хорошо...
Говорят, его жена большая стерва.
В Париже рассказывают такой анекдот. Синявская покупает метлу в
хозяйственной лавке. Продавец спрашивает:
- Вам завернуть или сразу полетите?..
Кажется, анекдот придумала сама Марья Васильевна. Алешковский клянется,
что не он. А больше некому...
Короче, мне она понравилась. Разумеется, у нее есть что-то мужское в
характере. Есть заметная готовность к отпору. Есть саркастическое остроумие.
Без этого в эмиграции не проживешь - загрызут.
Все ждали, что Андрей Донатович будет критиковать Максимова. Ожидания
не подтвердились. Доклад Синявского затрагивал лишь принципиальные вопросы.
Хорошо сказал поэт Дмитрий Бобышев:
- Я жил в Ленинграде и печатался на Западе. И меня не трогали. Всем это
казалось странным и непонятным. Но я-то знал, в чем дело. Знал, почему меня
не трогают. Потому что за меня когда-то отсидели Даниэль и Синявский...


ДЕЗЕРТИР ЛИМОНОВ





Эдуард Лимонов спокойно заявил, что не хочет быть русским писателем.
Мне кажется, это его личное дело.
Но все почему-то страшно обиделись. Почти каждый из выступавших
третировал Лимонова. Употребляя, например, такие сардонические формулировки:
"...Господин, который не желает быть русским писателем..."
Так, словно Лимонов бросил вызов роду человеческому!
Вспоминается такой исторический случай. Приближался день рождения
Сталина. Если не ошибаюсь, семидесятилетний юбилей. Были приглашены наиболее
видные советские граждане. Писатели, ученые, артисты. В том числе - и
академик Капица.
И вот дерзкий академик Капица сказал одному близкому человеку:
- Я к Сталину не пойду!
Близкий человек оказался подлецом. Дерзость Капицы получила огласку.
Возмутительную фразу процитировали Сталину...

Довлатов Сергей Донатович   
«Литература продолжается»