В круге первом (т.2)

-- Да, вообще с этой войной вам подвезло. Коллизии, трагедии -- иначе
откуда б вы их брали?
Иннокентий смотрел весело.
По лбу писателя прошла забота. Он вздохнул:
-- Военная тема -- врезана в сердце моЈ.
-- Ну, ты же и создал в ней шедевры!
-- И, пожалуй, она для меня -- вечная. Я и до смерти буду к ней
возвращаться.
-- А может -- не надо?
-- Надо! Потому что война поднимает в душе человека...
-- В душе? -- я согласен! Но посмотри, во что вылилась ваша фронтовая и
военная литература. Высшие идеи: как занимать боевые позиции, как вести
огонь на уничтожение, "не забудем, не простим", приказ командира есть закон
для подчинЈнных. Но это гораздо лучше изложено в военных уставах. Да, ещЈ вы
показываете, как трудно беднягам полководцам водить рукой по карте.
Галахов омрачился. Полководцы были его излюбленные военные образы.
-- Ты говоришь о моЈм последнем романе?
-- Да нет, Николай! Но неужели художественная литература должна
повторять боевые уставы? или газеты? или лозунги? Например, Маяковский
считал за честь взять газетную выдержку эпиграфом к стиху. То есть, он
считал за честь не подняться выше газеты! Но зачем тогда и литература? Ведь
писатель -- это наставник других людей, {95} ведь так понималось всегда?
Свояки нечасто встречались, знали друг друга мало.
Галахов осторожно ответил:
-- То, что ты говоришь, справедливо лишь для буржуазного режима.
-- Ну, конечно, конечно, -- легко согласился Иннокентий. -- У нас
совсем другие законы... Но я не то хотел... -- Он вертнул кистью руки. --
Коля, ты поверь,
-- мне что-то симпатично в тебе... И поэтому я сейчас в особом
настроении спросить тебя... по-свойски... Ты -- задумывался?.. как ты сам
понимаешь своЈ место в русской литературе? Вот тебя можно уже издать в шести
томиках. Вот тебе тридцать семь лет, Пушкина в это время уже ухлопали. Тебе
не грозит такая опасность. Но всЈ равно, от этого вопроса ты не уйдЈшь --
кто ты? Какими идеями ты обогатил наш измученный век?.. Сверх, конечно, тех
неоспоримых, которые тебе даЈт социалистический реализм. Вообще, скажи мне,
Коля, -- уже не зубоскально, уже со страданием спрашивал Иннокентий, -- тебе
не бывает стыдно за наше поколение?
Переходящие складочки, как желвачки прошли по лбу Галахова, по щеке.
-- Ты... касаешься трудного места... -- ответил он, глядя в скатерть.
-- Какой же из русских писателей не примерял к себе втайне пушкинского
фрака?.. толстовской рубахи?.. -- Два раза он повернул свой карандашик
плашмя по скатерти и посмотрел на Иннокентия нескрывчивыми глазами. Ему тоже
захотелось сейчас высказать, чего в литераторских компаниях невозможно было.
-- Когда я был пацаном, в начале пятилеток, мне казалось -- я умру от
счастья, если увижу свою фамилию, напечатанную над стихотворением.

Страницы: (271) :  <<  ... 56575859606162636465666768697071 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... N 4772 или 4773, не помним точно, и озаглавленную: "Воспоминания
графа де Ла Фер о некоторых событиях, происшедших во Франции к концу
царствования короля Людовика XIII и в начале царствования короля Людовика
XIV".
Можно представить себе, как велика была наша радость, когда,
перелистывая эту рукопись, нашу последнюю надежду, мы обнаружили на
двадцатой странице имя Атоса, на двадцать седьмой - имя Портоса, а на
тридцать первой - имя Арамиса.
Находка совершенно неизвестной рукописи в такую эпоху, когда
историческая наука достигла столь высокой степени развития, показалась нам
чудом. Мы поспешили испросить разрешение напечатать ее, чтобы явиться
когда-нибудь с чужим багажом в Академию Надписей и Изящной Словесности, если
нам не удастся - что весьма вероятно - быть принятыми во Французскую
академию со своим собственным.
Такое разрешение, считаем своим долгом сказать это, было нам любезно
дано, что мы и отмечаем здесь, дабы гласно уличить во лжи недоброжелателей,
утверждающих, будто правительство, при котором мы живем, не очень-то
расположено к литераторам.
Мы предлагаем сейчас вниманию наших читателей первую часть этой
драгоценной рукописи, восстановив подобающее ей заглавие, и обязуемся, если
эта первая часть будет иметь тот успех, которого она заслуживает и в котором
мы не сомневаемся, немедленно опубликовать и вторую.
А пока что, так как восприемник является вторым отцом, мы приглашаем
читателя видеть в нас, а не в графе де Ла Фер источник своего удовольствия
или скуки.
Итак, мы переходим к нашему повествованию.


* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *




I. ТРИ ДАРА Г-НА Д'АРТАНЬЯНА-ОТЦА

В первый понедельник апреля 1625 года все население городка Мента, где
некогда родился автор "Романа о розе" (*6), казалось взволнованным так,
словно гугеноты (*7) собирались превратить его во вторую Ла-Рошель (*8)...

Дюма Александр (Alexandre Dumas)   
«Три мушкетера»