В круге первом (т.2)

А его пьесы, его рассказы и его роман умерли у него
на глазах ещЈ прежде, чем автор дожил до тридцати семи лет.
Но почему обязательно гнаться за бессмертием? Большинство товарищей
Галахова ни за каким бессмертием не гналось, считая важней своЈ сегодняшнее
положение, при жизни. Шут с ним, с бессмертием, говорили они, не важней ли
влиять на течение жизни сейчас? И они влияли. Их книги служили народу,
издавались многон'ольными тиражами, фондами комплектования рассылались по
всем библиотекам, ещЈ проводились специальные месячники проталкивания.
Конечно, очень многой правды нельзя было написать. Но они утешали себя, что
когда-нибудь обстоятельства изменятся, они непременно вернутся ещЈ раз к
этим событиям, переосветят их истинно, переиздадут, исправят старые книги. А
сейчас следовало писать хоть ту четвЈртую, восьмую, шестнадцатую, ту, чЈрт
еЈ подери, тридцать вторую часть правды, которую разрешалось, хоть о
поцелуях и о природе -- хоть что-нибудь лучше, чем ничего.
Но угнетало Галахова, что всЈ трудней становилось писать каждую новую
хорошую страницу. Он заставлял себя работать по расписанию, он боролся с
зевотой, с ленивым мозгом, с отвлекающими мыслями, с прислушиванием, что
пришЈл, кажется, почтальон, пойти бы посмотреть газетки. Он следил, чтобы в
кабинете было проветрено и восемнадцать градусов Цельсия, чтобы стол был
чисто протЈрт -- иначе он никак не мог писать.
Начиная новую большую вещь, он вспыхивал, клялся себе и друзьям, что
теперь никому не уступит, что теперь-то напишет настоящую книгу. С
увлечением садился он за первые страницы. Но очень скоро замечал, что пи-
{98} шет не один -- что перед ним всплыл и все ясней маячит в воздухе образ
того, для кого он пишет, чьими глазами он невольно перечитывает каждый
только что написанный абзац. И этот Тот был не Читатель, брат, друг и
сверстник читатель, не критик вообще -- а почему-то всегда прославленный,
главный критик Ермилов.
Так и воображал себе Галахов Ермилова с расширенным подбородком,
лежащим на груди, как он прочтЈт эту новую вещь и разразится против него
огромной (уже бывало) статьЈй на целую полосу "Литературки". НазовЈт он
статью: "Из какой подворотни эти веяния?" или "Еще раз о некоторых модных
тенденциях на нашем испытанном пути". НачнЈт он еЈ не прямо, начнЈт с
каких-нибудь самых святых слов Белинского или Некрасова, с которыми только
злодей может не согласиться. И тут же осторожненько вывернет эти слова,
перенесЈт их совсем в другом смысле -- и выяснится, что Белинский или Герцен
горячо засвидетельствуют, что новая книга Галахова выявляет нам его как
фигуру антиобщественную, антигуманную, с шаткой философской основой.
И так абзац за абзацем стараясь угадать контраргументы Ермилова и
приноровиться к ним, Галахов быстро ослабевал выписывать углы, и книга сама
малодушно обкатывалась, ложилась податливыми кольцами.

Страницы: (271) :  <<  ... 58596061626364656667686970717273 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...
Пришел к Макару Чумовой и спрашивает:
-- Сделал самоход вместо жеребенка?
-- Нет,-- говорит Макар,-- я догадывался, что они бы должны
сами покатиться, а они -- нет.
-- Чего же ты обманул меня, стихийная твоя голова!--
служебно воскликнул Чумовой.-- Делай тогда жеребенка!
-- Мяса нет, а то бы я сделал,-- отказался Макар.
-- А как же ты железо из глины сделал?-- вспомнил Чумовой.
-- Не знаю,-- ответил Макар,-- у меня памяти нет.
Чумовой тут обиделся.
-- Ты что же, открытие народнохозяйственного значения
скрываешь, индивид-дьявол! Ты не человек, ты единоличник! Я
тебя сейчас кругом оштрафую, чтобы ты знал, как думать!
Макар покорился:
-- А я ж не думаю, товарищ Чумовой. Я человек пустой.
-- Тогда руки укороти, не делай, чего не сознаешь,--
упрекнул Макара товарищ Чумовой.
-- Ежели бы мне, товарищ Чумовой, твою голову, тогда бы я
тоже думал,-- сознался Макар.
-- Вот именно,-- подтвердил Чумовой.-- Но такая голова одна
на все село, и ты должен мне подчиниться.
И здесь Чумовой кругом оштрафовал Макара, так что Макару
пришлось отправиться на промысел в Москву, чтобы оплатить тот
штраф, оставив карусель и хозяйство под рачительным попечением
товарища Чумового.

x x x

Макар ездил в поездах десять лет тому назад, в
девятнадцатом году. Тогда его везли задаром, потому что Макар
был сразу похож на батрака, и у него даже документов не
спрашивали. "Езжай далее,-- говорила ему, бывало, пролетарская
стража,-- ты нам мил, раз ты гол".
Нынче Макар, так же как и девять лет тому назад, сел в
поезд не спросясь, удивившись малолюдью и открытым дверям. Но
все-таки Макар сел не в середине вагона, а на сцепках, чтобы
смотреть, как действуют колеса на ходу. Колеса начали
действовать, и поезд поехал в середину государства в Москву.
Поезд ехал быстрее любой полукровки. Степи бежали навстречу
поезду и никак не кончались...

Андрей Платонов   
«Усомнившийся Макар»