В круге первом (т.2)

-- Ведь для тебя не говорю уже -- наша, но даже Французская революция,
через сто пятьдесят лет после неЈ -- тупой бунт черни, наваждение
дьявольских инстинктов, истребление нации -- не так ли?
-- Разумеется!! И попробуй доказать обратное! ВсЈ величие Франции
кончается восемнадцатым веком! А что было после бунта? Пяток заблудившихся
великих людей? Полное вырождение нации! Чехарда правительств на потеху всему
миру! Бессилие! безволие! ничтожество!! прах!!!
Сологдин демонически захохотал.
-- Дикарь! пещерный житель! -- возмущался Рубин.
-- И никогда уже Франция не поднимется! Разве толь- {122} ко с помощью
римской церкви!
-- И вот ещЈ: для тебя Реформация -- не естественное освобождение
человеческого разума от церковных вериг, а...
-- Безумное ослепление! лютеранское сатанинство! Подрыв Европы!
Самоуничтожение европейцев! Хуже двух мировых войн!
-- Ну вот... ну вот!.. Вот-вот!.. -- вставлял Рубин.
-- Ты же -- ископаемое! ихтиозавр! О чЈм нам с тобой спорить? Ты видишь
сам, что запутался. Не лучше ли нам разойтись мирно?
Сологдин заметил движение Рубина встать и уйти. Этого никак нельзя было
допустить! -- забава уходила, забава ещЈ не состоялась. Сологдин тут же
обуздался и неузнаваемо помягчел:
-- Прости, ЛЈвушка, я погорячился. Конечно, час поздний, и я не
настаиваю, чтоб мы брали из главных вопросов. Но давай проверим самый приЈм
спора-поединка на каком-нибудь лЈгком изящном предмете. Я дам тебе на выбор
несколько титлов (это значило -- тем). Хочешь спорить из словесности? Это --
область твоя, не моя.
-- Да ну тебя...
Как раз было время сейчас уйти, не подвергаясь бесславию. Рубин
приподнялся, но Сологдин предупредительно шевельнулся:
-- Хорошо! Титл нравственный: о значении гордости в жизни человека!
Рубин скучающе пожевал:
-- Неужели мы гимназистки?
И -- поднялся между кроватями.
-- Хорошо, такой титл... -- схватил его за руку Сологдин.
-- Да пошЈл ты... -- отмахнулся Рубин, смеясь. -- У тебя же всЈ в
голове перевЈрнуто! На всей Земле ты один остался, кто ещЈ не признаЈт трЈх
законов диалектики. А из них вытекает -- всЈ!
Сологдин светлой розовой ладонью отвЈл это обвинение:
-- Почему не признаю? Уже признаю.
-- Ка-ак? Ты -- признал диалектику? -- Рубин за- {123} сюсюкал
трубочкой: -- Цыпочка! Дай я тебя поцелую! Признал?
-- Я не только еЈ признал -- я над ней думал! Я два месяца думал над
ней по утрам! А ты -- не думал!
-- Даже думал? Ты умнеешь с каждым днЈм! Но тогда о чЈм же нам спорить?
-- Как?! -- возмутился Сологдин. -- Опять не о чем? Нет общей основы --
не о чем спорить, есть общая основа -- не о чем спорить! Нет уж, теперь
изволь спорить!
-- Да что за насилие? О чЈм спорить?
Сологдин вслед за Рубиным тоже встал и размахивал руками:
-- Изволь! Я принимаю бой на самых невыгодных для меня условиях.

Страницы: (271) :  <<  ... 75767778798081828384858687888990 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...96] суждение не будет ложным: Бог желает того, чего он
не желает; но ложность такого суждения превосходит всякую меру. А то, что
сказанное нами есть истина, я разъясняю так. Очевидно, что Бог желает
существования цели природы, иначе небо двигалось бы напрасно, а этого утверждать
нельзя. Если бы Бог желал существования помехи цели, он желал бы и существования
цели помехи, иначе его желание было бы также напрасным. Но, так как целью помехи
является несуществование вещи, испытывающей эту помеху, следовало бы, что Бог
желал бы несуществования цели природы, о которой утверждается, что он ее желает.
В самом деле, если бы у Бога отсутствовало желание помехи цели, то, поскольку
оно отсутствовало бы, из этого отсутствия желания [non velle] вытекало бы, что
он никак не заботился бы о помехе, о ее существовании или несуществовании. Но
тот, кто не заботится о помехе, не заботится и о вещи, способной испытывать эту
помеху, а следовательно, он не делает ее предметом своего желания; относительно
же того, что не является предметом его желания [non habet in volun-tate], т.е.
относительно кого у него желание отсутствует [non vult]. Вот почему, если цель
природы способна испытывать помеху (а это возможно), то по необходимости
следует, что у Бога отсутствует желание цели природы, и тогда получается ранее
сказанное, а именно, что Бог желает [velle] то, относительно чего у [c.97] него
желание отсутствует [non vult]. Итак, приведенный принцип является совершенной
истиной, коль скоро из противоречащего ему суждения вытекают столь великие
абсурды8.
III. Приступая к нашему вопросу, следует заметить, что истина первого вопроса
должна была быть раскрываема больше для того, чтобы упразднить неведение, чем
для того, чтобы упразднить спор: то, что составляло предмет второго вопроса,
относилось одинаково и к неведению, и к спору. Ведь существует многое, чего мы
не знаем, но о чем мы и не заводим спора; в самом деле, геометр не знает
квадратуры круга, но и не заводит о ней спора; богослов не знает числа ангелов,
но и не заводит спора о нем; египтянину неведома гражданственность скифов, но на
этом основании он не вступает в прения об их гражданственности...

Данте Алигьери (Dante Alighieri)   
«Монархия (3-я книга)»