В круге первом (т.2)

Он не умел ездить верхом, не умел ладить упряжи, не
умел брать сена на вилы, и даже гвоздь под его молотком непременно
изгибался, как бы от хохота над неумелым мастером. И чем горше доставалось
Нержину, тем гуще ржал над ним вокруг небритый, матерщинный, безжалостный,
очень неприятный Народ.
Потом Нержин выбился в артиллерийские офицеры. Он снова помолодел,
половчел, ходил, обтянутый ремнями, и изящно помахивал сорванным прутиком,
другой ноши у него не бывало. Он лихо подъезжал на подножке грузовика,
задорно матерился на переправах, в полночь и в дождь был готов в поход и вЈл
за собой послушный, преданный, исполнительный и потому весьма приятный
Народ. И этот его собственный небольшой народ очень правдоподобно слушал его
политбеседы о том большом Народе, который встал единой грудью.
Потом Нержина арестовали. В первых же следственных и пересыльных
тюрьмах, в первых лагерях, тупым смертным боем ударивших по нему, он
ужаснулся изнанке некоторых "избранных" людей: в условиях, где только
твЈрдость, воля и преданность друзьям являли сущность арестанта и решали
участь его товарищей, -- эти тонкие, чуткие, многообразованные ценители
изящного оказывались частенько трусами, быстрыми на сдачу, а при {130} их
образованности -- отвратительно изощрЈнными в оправданиях сделанной
подлости; такие быстро вырождались в предателей и попрошаек. И самого себя
Нержин увидел едва не таким, как они. И он отшатнулся от тех, к кому прежде
считал за честь принадлежать. Теперь он стал ненавистно высмеивать, чему
поклонялся прежде. Теперь он стремился опроститься, отбить у себя последние
навычки интеллигентской вежливости и размазанности. В пору беспросветных
неудач, в провалах своей перешибленной судьбы, Нержин счЈл, что ценны и
значительны только те люди, кто своими руками строгает дерево, обрубает
металл, кто пашет землю и льЈт чугун. У людей простого труда Нержин старался
теперь перенять и мудрость всЈ умеющих рук и философию жизни. Так для
Нержина круг замкнулся, и он пришЈл к моде прошлого века, что надо идти,
спускаться в народ.
Но за замкнутым кругом шЈл ещЈ хвостик спирали, недоступный для наших
дедов. Как тем, образованным барам XIX столетия, образованному зэку Нержину
для того, чтобы спускаться в народ, не надо было переодеваться и нащупывать
лестничку: его просто турнули в народ, в изорванных ватных брюках, в
заляпанном бушлате, и велели вырабатывать норму. Судьбу простых людей Нержин
разделил не как снисходительный, всЈ время разнящийся и потому чужой барин,
но -- как сами они, не отличимый от них, равный среди равных.
И не для того, чтобы подладиться к мужикам, а чтобы заработать обрубок
сырого хлеба на день, пришлось Нержину учиться и вколачивать гвоздь струною
в точку и пристрагивать доску к доске.

Страницы: (271) :  <<  ... 80818283848586878889909192939495 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

....." Узнаешь?.. " и в
спокойном взгляде его было что-то невозмутимое, надежное, озорное..." Скажи?
Он появился как налетчик...
ЗОЯ МИХАЙЛОВНА. Отдай газету. (Пытается отобрать у него газету.)
БОРИС (забирается сначала на стул, потом на стол - так, чтобы она не
могла дотянуться до газеты). Слушай дальше. "На середине моста молодой
человек снял с плеч котомку, остановился и долго смотрел вперед, туда, где,
сбрасывая с себя серый осенний туман, медленно просыпался незнакомый ему
город. Это было сорок лет назад..."
ЗОЯ МИХАЙЛОВНА. Слезь со стола, разбойник.
БОРИС (спрыгнул со стола, уселся в кресло, читает с "выражением"). "А
сорок лет спустя в просторном выставочном зале отделения союза художников
Семен Николаевич с улыбкой признается, что в то далекое утро, на мосту, не
обошлось без сомнений. Как сложится его судьба? Как встретит его, коренного
таежника, потомка чулимских медвежатников, незнакомый ему мир искусства?.."
Вот уже действительно было о чем подумать...
ЗОЯ МИХАЙЛОВНА. Хватит.

Она выхватила у него газету, но клочок текста остался у него в руках.

Тебе лишь бы позубоскалить. Ничего святого. Правду отец говорит:
осуждать других - больше ты ни на что не способен.
БОРИС. Мамочка, в нормальной семье хватит и одного великого человека.
Вполне достаточно... (Читает по газетному клочку.) "...убежденный сторонник
здоровой реалистической традиции. Жизнь и искусство - эти два понятия для
него нерасторжимы. Искренность, бескомпромиссность, отзывчивость этого
человека известны не только его друзьям..." Так... Сообщается, что он
депутат, "...оптимизм". Дальше: "Певец..."

Звонок. Зоя Михайловна открывает. Появляется Смагин. Это крупный,
бодрый, хорошо одетый парень, даже изысканный. В руках у него газета.

А вот и ученик пожаловал.
СМАГИН. Привет.
БОРИС. Здравствуй, здравствуй, ученичок.
СМАГИН (размахивая газетой, Борису). Да, статья, надо признаться,
глуповатая. (Обращается к Зое Михайловне.) Или ничего?...

Вампилов Александр Валентинович   
«Рафаэль»