В круге первом (т.2)

Хотя сам Спиридон считал своЈ положение на шарашке последним, и нельзя
себе было представить, зачем бы оперуполномоченные его обкладывали, но, так
как они не брезгуют никакой падалью, следовало остерегаться. При входе
Нержина в комнату Спиридон притворно озарялся, давал место на койке, и с
глупым видом принимался рассказывать что-нибудь за-тридевять-земельное от
политики: как трущуюся рыбу бьют остями, как еЈ в тиховодье рогаткой лозовой
цепляют под зябры, а и ловят в сетя; или как он ходил "по лосей, по медведя
рудого" (а чЈрного с белым галстуком медведя остерегайся!); как травой
медуницей змей отгоняют, дятловка же трава для косьбы больно хороша. ЕщЈ был
долгий рассказ, как в двадцатые годы ухаживал он за своей Марфой Устиновной,
когда она в сельском клубе в драмкружке играла; еЈ прочили за богатого
мельника, она же по любви договорилась бежать со Спиридоном -- и на Петров
день он на ней женился украдом.
При этом малоподвижные больные глаза Спиридона из-под густых рыжеватых
бровей добавляли: "Ну, что ходишь, волк? Не разживЈшься, сам видишь."
И действительно, любой стукач давно б уж отчаялся и покинул
неподатливую жертву. Ничьего любопытства бы не хватило терпеливо ходить к
Спиридону каждый воскресный вечер, чтобы слушать его охотничьи откровения.
Но Нержин, по началу заходивший к Спиридону с застенчивостью, именно Нержин,
ненасытно желавший здесь, в тюрьме, разобраться во всЈм, не додуманном на
воле, -- месяц за месяцем не отставал и не только не утомлялся от рассказов
Спиридона, но они освежали его, дышали на него сыроватой приречной зарЈю,
обдувающим дневным полевым ветерком, переносили в то единственное в жизни
России семилетие -- семилетие НЭПа, которому ничего не было равного или
сходного в сельской Руси -- от первых починков в дремучем бору, ещЈ прежде
Рюриков, до последнего разукрупнения колхозов. Это семилетие {133} Нержин
захватил несмышлЈнышем и очень жалел, что не родился пораньше.
Отдаваясь тЈплому оскрипшему голосу Спиридона, Нержин ни разу лукавым
вопросом не попытался перескочить на политику. И Спиридон постепенно начал
доверять, неизнудно и сам окунался в прошлое, хватка постоянной
настороженности отпускала, глубоко-прорезанные бороздки его лба
разморщивались, красноватое лицо осветлялось тихим свечением.
Только потерянное зрение мешало Спиридону на шарашке читать книги.
Приноровляясь к Нержину, он иногда вворачивал (чаще -- некстати) такие
слова, как "принцип", "п'ириод" и "аналогично". В те времена, когда Марфа
Устиновна играла в сельском драмкружке, он там слышал со сцены и запомнил
имя Есенина.
-- Есенина? -- не ожидал Нержин. -- Вот здорово! А у меня он здесь на
шарашке есть. Это ведь редкость теперь. -- И принЈс маленькую книжечку в
суперобложке, осыпанной изрезными кленовыми осенними листьями.

Страницы: (271) :  <<  ... 82838485868788899091929394959697 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Каждый раз как пучок
позитронов делает круг, двигатель на мгновение замолкает. Вам придется
заменить отражатель.
- Сколько времени это займет?
- Несколько часов. Может быть, двенадцать.
- Что? Я и так выбился из графика.
- Ничего не могу сделать. - Вернадски оставался оживленным. - Быстрее
не получится. Систему нужно три часа промывать гелием, прежде чем я смогу
войти туда. А потом нужно откалибровать новый отражатель, а на это
требуется время. Конечно, я могу подсоединить его и сразу, но вы
застрянете, еще не долетев до Марса.
Капитан нахмурился.
- Ладно. Начинайте.
Вернадски осторожно направлял бак с гелием к кораблю. Генераторы
псевдогравитации на корабле выключены, и бак буквально ничего не весил, но
обладал большой массой и соответствующей инерцией. Маневрирование было тем
более затруднено, что сам Вернадски тоже ничего не весил. Он сосредоточил
все внимание на цилиндре и потому свернул не туда в тесном корабле и
оказался в незнакомом темном помещении.
Успел только удивленно выкрикнуть, и два человека набросились на
него, вытолкнули вслед за ним цилиндр и закрыли дверь.
Он молча присоединил цилиндр к клапану мотора и вслушался в негромкий
шелестящий звук: это гелий заполнял внутренности, медленно вымывая
абсорбировавшийся радиоактивный газ во всеприемлющую пустоту космоса.
Потом любопытство победило благоразумие, и он сказал:
- У вас на борту силиконий, капитан. Большой.
Капитан медленно повернулся к Вернадски. Сказал голосом, лишенным
всякого выражения:
- Правда?
- Я его видел. Нельзя ли взглянуть еще раз?
- Зачем?
Вернадски начал упрашивать.
- Послушайте, капитан, я на этой скале больше полугода. Прочел все,
что мог об астероидах, значит и о силикониях. И никогда не видел даже
маленького. Имейте сердце.
- Мне кажется, вам нужно работать.
- Гелий будет промывать еще несколько часов. Мне нечего тут делать.
Как у вас оказался силиконий, капитан?
- Домашнее животное...

Айзек Азимов (Isaac Azimov)   
«Говорящий камень»