Два рассказа

)
И так - ты служишь и служишь вполне успешным кавалерийским
командиром, знающим конником. Одно желание: хочется, чтобы твоя дивизия
стала лучшей в РККА. Часто тебя упрекают в резкой требовательности,
погоняльстве - но это и хороший признак, только такой и может быть
воинская служба. Вдруг - подняли от дивизии на помощника инспектора всей
кавалерии РККА, при Семёне Михайловиче Будённом. Поручают - и ты пишешь
боевой устав конницы, это вполне понятная работа. А - кто тебе
проверщиком? Обомлеешь: Тухачевский! Тот самый красавец и умница,
которого видел раз в Тамбовской губернии, - а теперь два месяца
встречались. (А как неуклонимого коммуниста - тебя выбирают и секретарём
партбюро всех инспекций всех родов войск.) Тебе - 40 лет. С годами,
разумеется, будет и ещё продвижение в должностях и чинах.
А оглядясь по стране - как же много мы сделали: индустрия на полном
ходу, и колхозный строй цветёт, и единство наций, - да что хочешь.
Но вот, в 1937-38, прямая незамысловатая военная служба вдруг стала
- лукавой, скользкой, извилистой. Вызывает высший окружной политрук,
некий Голиков: "Среди арестованных - нет ли ваших родственников?" -
Уверенно: "Нет". (Твоя и мать, и сестра - в калужской деревне, вот и
всё.) - "А среди друзей?" "Друг" - это не такое чёткое определение, как
"родственник". С кем знаком был, встречался, - это "друг"? не друг? Как
отвечать? "Когда Уборевич посещал вашу дивизию, он у вас дома обедал".
Не отопрёшься. (Больше чем обедал! - покровительствовал.) Да ещё Ковтюх,
до последних месяцев "легендарный", и вдруг "враг народа". А тут ещё и
Рокоссовского ПОСАДИЛИ... "И вы не изменили о них мнения после ареста?"
Ну, как же бы: коммунист - и мог бы тут не изменить мнения?.. Мол,
изменил. "И вы крестили свою дочку в церкви?" Вот тут уверенно:
"Клевета! клевета!" Перегнули в обвинениях. (Никто Эру не крестил.)
И на партийных собраниях разгулялись теперь всякие язвы. Опять
обвиняют в повышенной резкости (как будто это - недостаток боевого
командира), в жёсткости, в грубости, что не знал снисходительности (а
иначе - какая служба?), даже во ВРАЖЕСКОМ ПОДХОДЕ К ВОСПИТАНИЮ КАДРОВ:
замораживал ценные кадры, не выдвигал. (Вот этих клеветников и не
выдвигал. Да некоторые и клевещут-то не со зла, а только - чтобы через
то самим наперёд обелиться.) Но и тут как-то отбился.
А - новая беда: выдвигают командовать корпусом. Однако в их
Белорусском военном округе командиры корпусов арестованы уже почти все
до одного. Значит - это шаг не к возвышению, а в гибель. Безо всякой
войны, без единого сабельного удара - и вот сразу в гибель? Но и
отказаться нельзя.
Только то спасло, что как раз, как раз в этот момент и кончились
аресты. (Уже после XX съезда узнал: в 1939 открывали на Жукова дело в
Белорусском округе.

Страницы: (50) :  <<  ... 22232425262728293031323334353637 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Но осень трезвая идет.
И, тяжко нагружен,
Поник под бременем забот,
Согнулся старый Джон.

Настало время помирать -
Зима недалека.
И тут-то недруги опять
Взялись за старика.

Его свалил горбатый нож
Одним ударом с ног,
И, как бродягу на правеж,
Везут его на ток.

Дубасить Джона принялись
Злодеи поутру.
Потом, подбрасывая ввысь,
Кружили на ветру.

Он был в колодец погружен,
На сумрачное дно.
Но и в воде не тонет Джон
Ячменное Зерно.

Не пощадив его костей,
Швырнули их в костер,
А сердце мельник меж камней
Безжалостно растер.

Бушует кровь его в котле,
Под обручем бурлит,
Вскипает в кружках на столе
И души веселит.

Недаром был покойный Джон
При жизни молодец, -
Отвагу подымает он
Со дна людских сердец.

Он гонит вон из головы
Докучный рой забот.
За кружкой сердце у вдовы
От радости поет...

Так пусть же до конца времен
Не высыхает дно
В бочонке, где клокочет Джон
Ячменное Зерно!


СТАРАЯ ДРУЖБА

Забыть ли старую любовь
И не грустить о ней?..

Бёрнс Роберт (Burns Robert)   
«Роберт Бёрнс в переводах Маршака»