Два рассказа

А внешняя жизнь - текла себе как ни в чём не бывало. Печаталась
многотомная история Великой Отечественной Войны - но к Жукову не
обратились ни разу ни за единой справкой... И само его имя -
замалчивали, затирали, сколько могли. И, говорят, - убрали его
фотографии из музея Вооружённых Сил. (Кроме Василевского и навещавшего
Баграмяна все отвернулись от Жукова. Ну, Рокоссовского послали
возглавлять польскую армию.)
И вот тут-то - многие, многие маршалы и генералы кинулись писать
свои мемуары и издавать их. И Жуков поражался их взаимной ревности, как
они выставляли себя и старались отобрать честь от соседей, а свои
неудачи и промахи - валить на них же. Так и Конев теперь строчил (или
ему писали?) свои воспоминания - и во всём он чистенький, и бессовестно
перехватывал себе славу достижений скромного и талантливого Ватутина
(убитого бандеровцами). И уж на Жукова, зная, что он беззащитен, кто
только не нарекал. Артиллерийский маршал Воронов дошёл до того, что
приписал себе и план операции на Халхин-Голе, и успех её.
И вот тут-то - взялся Жуков и сам воспоминания писать. (Да без
секретарей, своей рукой, медленно выводил, потихонечку. А один бывший
офицер-порученец, спасибо, помогал проверять даты, факты по военным
архивам - самому теперь ехать в архив министерства и неловко, и ещё на
отказ напорешься.)
Да вообще-то, военные мемуары - и неизбежная, и нужная вещь. Вон -
немцы сколько уже накатали! вон, и американцы, хотя, по сравнению с
нашей, чтО у них была там за война? Да печатаются воспоминания и наших
незатейливых офицеров, даже младших, и сержантов, и лётчиков - это всё
пригодится. Но вот когда генерал, маршал садится писать - надо
ответственность свою понимать.
Писал - не находил в себе зла и поспешности спорить с ними всеми.
(Да Василевский кой-кого недобросовестного и отчитал.) Непримиримость -
она нужна в боях, не здесь. Не находил в себе злопамятства ни к Коневу,
ни к Воронову. Протекли и месяцы, и годы опалы - и сердце отошло,
умирилось. Однако несправедливостей - нельзя в истории оставлять. Хоть
мягко - но надо товарищей поправить, поставить всё на место. Мягко, чтоб
не дать им и дальше стравливаться за делёжкой общего пирога Победы. И в
чём сам не дотянул, не доработал - о том в воспоминаниях тоже не
скрывать. Ибо только на ошибках и могут учиться будущие генералы. Писать
надо - истинную правду.
Хотя и правда - она как-то, с течением истории, неуклонно и
необратимо меняется: при Сталине была одна, вот при Хрущёве другая. А о
многом - и сейчас говорить преждевременно. Да... Войною - и кончить.
Дальше - и не хочется, и нельзя.
И вдруг вот - скинули пустошлёпа! теперь не нашлось Жукова, чтоб его
ещё раз выручить.

Страницы: (50) :  <<  ... 394041424344454647484950

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...


Забрав свечу, она уйти
Хотела, я позвал ее,
Прося подушку принести
Под изголовие мое.


Она подушку принесла
И положила мне в кровать,
Как закружилась голова
И я дерзнул ее обнять.


Эй, парень, ну-ка, руки прочь! -
Рванулась, словно от огня, -
Тебе хотела я помочь,
Оставь нетронутой меня.


Как локон был ее душист,
А голос звонкий, как свирель,
И облик непорочно чист
Той, что постлала мне постель.


А грудь была, как снег бела,
Как наметенная в метель,
И как из мрамора была
Та, что постлала мне постель.


Я был в горячке, как больной,
В глазах ее зажегся свет,
И между мною и стеной
Она и встретила рассвет.

Сказал я ей, ее любя,
О, как же ты была мила,
Она зарделась: - От тебя
Себя, увы, не сберегла.


Я обнял стан и целовал
Ресницы колкие, как ель:
Согласна ль ты, - ей прошептал, -
Мне каждый день стелить постель?


И вот шитье в ее руках,
Стежки в голландском полотне
И счастье светится в глазах
Той, что постель постлала мне...

Бёрнс Роберт (Burns Robert)   
«Девушка, что постлала мне постель»