Два рассказа

Вандея? Но отметная была разница: наше православное духовенство, не
от мира сего, не сливалось с повстанцами, не вдохновляло их как боевое
католическое, а осторожно сидело по приходам, по своим домам, хотя и
знали: красные придут - всё равно могут голову размозжить. (Как в
Каменке попа Михаила Молчанова застрелили ни за что на ступеньках своего
дома.)
Вандея? Иногда и не без насилия: приходил красноармеец в отпуск в
свою деревню, а у него односельчане уничтожали документы - и куда ему
после того деваться? выхода нет, как в партизаны. И из отряда
партизанского уж и вовсе не уйти, хоть и задумал бы: свои ж не дадут
жить в селе с семьёй. Или какая баба замечена, что проболтала красным о
передвижениях повстанцев, - секли её по голому заду прилюдно, на площади
перед церковью.
Тамбовским мирным мужикам теперь гроза была со всех сторон: чтО не
так сделаешь - отомстят потом хоть красные, хоть повстанцы. Боятся и с
иными соседями просказываться. Один раз, в общем валу, сходил ВИЛЬНИКОМ
за десять вёрст, пойман, а хоть и отпущен - вперёд уже навек виноват
перед властями.
Стук в дверь: "Кто там?" - "Свои". - Чтоб не попасться, на всяк
случай: "Все вы, черти, свои, да житья от вас нет".
Одну бабу допрашивали красные, где её сын. Отреклась: "Нет у меня
никакого сына!" А потом его поймали, он назвался: сын такой-то. И его
расстреляли: мол, врёт.
В это мужицкое положение ставил Павел Васильич не раз и себя.
Извечная радость человека и извечная его уязвимость: семья! У кого
вместо сердца подкова железная, чтоб не дрогнуть за своих родных, что
затерзают их эти чёртовы когти?
А бывало и такое: растрепали в деревне продотряд, двое из них -
китаец и финн - спрятались на задах у деда. Китайца заметили,
подстрелили, а финна дед пожалел и, головой рискуя, спрятал в сноп, а
ночью выпустил - и тот дал дёру, к своему гарнизону, в Чокино. (Для
следующей экспедиции?..)
Вандея? Эсеры Тамбовской губернии заколебались: и нельзя
поддерживать восстание против революции? и возглавить это восстание было
упущено, за ними уже не пойдут. Но и: теперь, когда кончилась
гражданская война, как не использовать народный напор против
коммунистов. Пристраивались к возникшим "советам трудового крестьянства"
и писать листовки, и приписать всё восстание эсеровской партии.
Да у повстанцев уже свои были лозунги: "Долой Советы!" (никак не
эсеровский, эсеры - за Советы); "Не платим развёрстки!"; "Да
здравствуют дезертиры Красной Армии!"
У Эктова оказалась пишущая машинка, захваченная в исполкоме, так он
и сам сочинял и усердно печатал прокламации: "Мобилизованные
красноармейцы! Мы - не бандиты! мы такие же крестьяне, как вы. Но нас
заставили бросить мирный труд и послали на своих братьев.

Страницы: (50) : 123456789101112131415 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Хозяином всего этого был вдовец -- Максим Корнеевич
Маховский, отставной гусар, толстый, здоровый мужчина с сивыми усами,
внушительным носом и удалым коком на голове. Поселившись в деревне, он в
первый же день отправил свою дочку Тоню к тетке в ученье, запил, надел халат
и стал ежеминутно требовать трубку. Хозяйство его заключалось только в том,
что он, например, менял проезжим цыганам заводского жеребца на тройку кляч
или приказывал "отсадить" голову петуху, который вздумал заорать под окном
его кабинета... Естественно, что небольшое именьице вскоре разрушилось чуть
не до основания и все крепостные были давным-давно на воле. Неизвестно,
какая судьба постигла бы и двести десятин, принадлежащих усадьбе, если бы
про них не узнал Николай Матвеевич Шахов, сын небогатого ливенского
помещика, служивший в дворянской опеке регистратором. ? ОППКА ? Николай
Матвеевич был большой любитель стихов Веневитинова и истории войны 1812
года, но юноша -- дельный...

Бунин Иван Алексеевич   
«Мелкопоместные (Из жизни елецких помещиков)»