Желябугские выселки

А дальше - хлебное польце, картофельное. И склон опять - и в кустах
стоит боевская дивизионная штабная машина, ЗИС, с самодельно обшитым, крытым
кузовом. Видно, прикатил сюда травной целиной, без дороги.
У машины - комбат Мягков и комиссар дивизиона, стоят курят.
- А комдив здесь?
- Здесь.
- Что это он меня?
- А поднимайся, увидишь.
Да и им пора. По приставной лесенке влезаем внутрь, через невысокую
фанерную дверцу.
С делового серединного стола, привинченного, сняты планшет, карты,
бумаги, все это где-то по углам. А по столу простелены два полотенца вышитых
- под вид скатерти, и стоит белая бутыль неформенная, раскрыты консервы -
американские колбасные и наши рыбные, хлеб нарезан, печенье на тарелке. И -
стаканы, кружки разномастные.
У Боева на груди слева - два Красных Знамени, редко такое встретишь,
справа - Отечественная, Красная Звезда, а медалек разных он не носит. Голова
у него какая-то некруглая, как бы чуть стесанная по бокам, отчего еще
добавляется твердости к подбородку и лбу. И - охватистое сильное пожатие,
радостно такую и пожать.
- Пришел, Саша? Хорошо. Тебя ждали.
- А что за праздник? Орла еще не взяли.
- Да понимаешь, день рождения, тридцать без одного. А этот один - еще
как пройдет, нельзя откладывать.
Комбат 4й Прощенков и ростом пониже, и не похож на Боева, а и похож:
такая ж неотгибная крепость и в подбородочной кости и в плечах. Мужлатый. И
- простота.
Да - кто у нас тут душой не прост? До войны протирался я не средь
таких. Спасибо войне, узнал - и принят ими.
А Мягков - совсем иной, ласковый. При Боеве - как сынок.
Тут все фамилии - как влеплены, бывает же.
А комбат 6й - за всех остался на наблюдательном.
И душа моя грузнеет устойчиво: тут. Хорошо, что пришел.
К боковым бортам привинчены две скамьи. На них и спят, а сейчас как раз
вшестером садимся - еще начальник штаба, капитан.
Пилоток не снимая.
Пыльные мы все, кто и от пота не высох.
Боев меня по имени, а я его - "таащ майор", хотя моложе его только на
четыре года. Но через эту армейщину не могу переступить, да и не хочу.
- Таащ майор! Если тосты не расписаны - можно мне?
Не когда шел сюда, а вот - при пожатьях, при этом неожиданном застольи
на перекладных, и правда, кто куда дойдет, где будет через год, вот и
Андреяшин мечтал, - рассвободилось что-то во мне от целого дня одурения.
Никакие мы с Боевым не близкие - а друзья ведь! все мы тут - в содружестве.
- Павел Афанасьевич! Два года войны - счастлив я встречать таких, как
вы! Да таких - и не каждый день встретишь.
Я с восхищением смотрю на его постоянную выпрямку и в его лицо: откуда
такая самозабывчивая железность, когда сама жизнь будто не дорога? Когда
всякую минуту вся хватка его - боецкая.

Страницы: (29) :  <<  ... 11121314151617181920212223242526 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Робин -- уменьшительное от Роберт, и
именно Робертом зовут героя нового романа. Но связь этим не ограничивается.
Робин по-английски это малиновка, птица семейства дроздовых, Turdus
migratorius. По-итальянски эта птица называется tordo, a на пьемонтском
диалекте griva, то есть Грив. Таким образом фамилия Роберта имеет тот же
смысловой подтекст, что и имя, и это дает ему полное право именоваться
Робинзоном.
Но и здесь хитросплетение не кончается. Имение Роберта называется Грив
Поццо ди Сан Патрицио. Выражение "Поццо (колодец) Святого Патриция"
по-итальянски означает также "бездонная бочка, прорва". Раблезианская
подоплека имени подкрепляет собой и богатырски-былинную фигуру отца героя, и
фигуру матери, по-барочному составленную из кулинарных рецептов. Английский
же эквивалент того же выражения -- widow's cruse, т. e. библейский "кувшин
вдовицы" или "неистощимый источник". Так выплывает слово "Крузо", и таким
сложным путем имя Роберта де ла Грив Поццо ди сан Патрицио играет в прятки с
именем персонажа Дефо -- Робинзона Крузо!
В то же время автору важен и другой игровой момент, связанный с
"птичьей" символикой. Немецкое имя "робина"-дрозда -- Drossel Каспар
Вандердроссель -- имя иезуита, второго "живого" героя книги, единственного
собеседника героя. Каспар Шотт -- так звали реального исторического
прототипа героя, иезуита. Ему принадлежит настоящее авторство сложных
механизмов, описанных у Эко в романе.
Заметно также, что в этой книге "птичьи" фамилии почти обязательны.
Медика-исследователя долгот с "Амариллиды" зовут доктор Берд. Чего еще ждать
от произведения, которое, судя по одному из интервью Эко, даже называться
первоначально должно было "Голубка Огненного цвета"?
Исторические прототипы героев романа поддаются разгадыванию, но нужно
знать подробности их биографий...

Эко, Умберто (Eco, Umberto)   
«Остров накануне»